– Синьора? – сказал я.
Она обернулась с отсутствующим взглядом человека, которого с заоблачных высей заставили опуститься на грешную землю.
– Да?
Было видно, что для нее я не более, чем пустое место. Я не оставил ни малейшего следа в ее памяти.
– Армино Фаббио, – сказал я. – Вчера я заходил к вам с книгами.
В ее глазах забрезжило воспоминание. Я мог прочесть ее мысли. Ах да, помощник библиотекаря.
– Да, конечно, – сказала она. – Простите меня. Доброе утро, синьор Фаббио.
– Во время мессы я стоял за вами, – сказал я. – Во всяком случае, мне показалось, что это вы. Я не был уверен.
Рядом со мной она спустилась по ступеням. Подняла голову, посмотрела на небо и увидела, что зонт уже не нужен.
– Я люблю ходить в Сан Чиприано, – сказала она. – Здесь особая атмосфера, в соборе ее нет. Кажется, небо прояснилось?
Она рассеянно огляделась, и мне вдруг стало обидно, что она не проявляет почти никакого интереса к стоящему рядом с ней мужчине. Красивая женщина всегда чувствует, что является объектом восхищения, кто бы его ни проявлял. Душой всегда понимаешь, что тебе воздают должное. Но синьора Бутали, похоже, этого не понимала.
– Вы на машине? – спросил я.
– Нет, – ответила она. – Машина в ремонте. По дороге из Рима у меня было с ней много хлопот.
– В таком случае вы не станете возражать, если я пройдусь с вами до вершины холма? Конечно, если вы идете домой.
– Да, прошу вас.
Мы пересекли пьяцца делла Вита и пошли по виа Россини. Около префектуры свернули налево и по каменным ступеням стали подниматься к виа деи Соньи. На середине лестницы синьора Бутали остановилась отдышаться, взглянула на меня и впервые за все это время улыбнулась.
– Холмы Руффано, – сказала она. – Надо время, чтобы к ним привыкнуть. Особенно если вы, как я, из Флоренции.
Улыбка до неузнаваемости изменила ее. Напряженный, недовольный рот дамы с портрета, который так любил мой отец, смягчился и сделался удивительно женственным. Даже в глазах пбявились озорные огоньки.
– Вы тоскуете по Флоренции? – спросил я.
– Иногда, – ответила она, – но какой в этом прок? Я знала, что меня ждет, когда ехала сюда. Муж меня предупредил.
Она резко повернулась, и мы продолжили подъем.
– Значит, нелегкая это доля, синьора, – сказал я, – быть женой ректора?
– Совсем нелегкая, – согласилась она. – Вокруг много зависти, разногласий, на которые я должна закрывать глаза. Я не такая терпеливая, как муж. Он буквально всю жизнь отдает работе. Иначе он не оказался бы в больнице.
Она раскланялась с парой, которая спускалась по лестнице. По снисходительной манере, с какой она, не улыбнувшись, наклонила голову, я понял, почему Карла Распа говорила о жене ректора с таким чисто женским раздражением. Сознательно или нет, но все в синьоре Бутали выдавало породу.