– Я бы не сказал. – Димитриос прищурил глаза. – Я глава дома, и все его обитатели на моей совести. Племянник мой еще молод и слишком впечатлителен. Мне пришлось быть с ним потверже, чтобы не расстроить Кристину. – Никое не просил, чтобы вы меня привезли?
– Я привез вас. – В голосе его зазвучали металлические нотки, и Рия сочла за благо быть поосторожней с вопросами. – Этого уже достаточно. Застав вас здесь, в своем доме, Никое поймет всю бессмысленность продолжения… дружбы с вами, а через несколько недель я увезу Кристину в длительный круиз, чтобы она восстановила силы. Когда мы вернемся, вас уже здесь не будет, а Никое известит мать, что вы мирно расстались.
Рия вдруг рассмеялась. Его холодная наглость начинала действовать ей на нервы.
– Минутку, – вставила она, напрягаясь всем телом. – А кто вам дал право строить все эти планы и судить, что лучше для всех нас?
– Не для всех, – спокойно ответил он. – Только для моих родственников. Вы для меня не имеете никакого значения.
Он сказал это так спокойно, что ей стало невыносимо больно. Димитриос смотрел на нее с полным безразличием, совершенно спокойно. Но ей вдруг показалось, что это спокойствие внешнее, на самом же деле он напряжен, как леопард, готовящийся к прыжку.
Ею вдруг овладело непреодолимое желание бросить вызов его холодной самонадеянности, и она медленно поднялась с каменным лицом.
– Великий и просвещенный Димитриос, – хмуро произнесла она, – праведный, совершенный, стоящий выше всех нас, простых смертных. Знаете что? Мне вас жаль, это правда. Вы просто высушенная раковина.
– Прекратите.
Рия не услышала ультиматума в его приглушенном голосе.
– Вы не сомневаетесь, что всегда правы! Мне от вас тошно. Никое тот, по крайней мере, еще способен любить, а это больше того, на что способны вы. Вам незнакомы человеческие чувства. И вы наверняка никого не любили в своей жизни…
Он вскочил и прервал ее на полуслове. Притянул к себе и закрыл ей рот, запрокинув ее голову так, что шейные позвонки затрещали.
– Замолчи! – прорычал он сквозь стиснутые зубы. Лицо его было сплошной маской ярости. – Не тебе меня критиковать! Чтобы гулящая женщина говорила мне о любви?! Тебе просто повезло, что Кристина отдыхает, а то бы я избил тебя до полусмерти.
Она извивалась всем телом, и он освободил ей рот, глядя на нее сверху вниз полными злости глазами.
– Зря я тебя сюда привез. Только лишние проблемы.
– Я и не хотела ехать, – бросила она пылко, дрожа в его руках.
– Но раз уж ты здесь, – тихо сказал он, и что-то в его лице изменилось, – мы используем ситуацию на сто процентов. На нем опять была его холодная броня, а на лице – циничная маска.