– Сколько вам сейчас лет, кастиллар? Кажется, вам было около тринадцати, когда ваш отец прислал вас на службу моему дорогому провинкару.
– Примерно так, ваша милость.
– Ха! Тогда вам следует сбрить с лица эту омерзительную растительность. Она старит вас лет на пятнадцать.
Кэсерил считал, что его больше состарило рабство на галерах, но вслух сказал только:
– Надеюсь, мое объяснение не слишком рассердило принца, миледи.
– Мне кажется, оно заставило юного Тейдеса остановиться и подумать. Его воспитателю такое не часто удается. К сожалению. – Она побарабанила по скатерти тонкими длинными пальцами и осушила свой бокал вина. Поставив его на стол, леди добавила: – Не знаю, где вы остановились в городе, кастиллар, но я отправлю пажа за вашими вещами. Сегодня вы остаетесь у нас.
– Благодарю, ваша милость, и с признательностью принимаю ваше предложение. – Благодарность богам, о, пять раз благодарность богам. Он принят, хотя и временно. Кэсерил замялся, смущенный. – Но… э-э… беспокоить вашего пажа нет необходимости.
Она изумленно вскинула брови.
– Это как раз то, для чего мы их держим. Как вы сами помните.
– Да, но… – он коротко улыбнулся и указал на себя рукой, – это весь мой багаж.
В ее глазах мелькнула боль, и Кэсерил добавил:
– Это значительно больше, чем было у меня, когда я сошел на берег с ибранской галеры в Загосуре.
Тогда на нем были лишь лохмотья да язвы. В приюте лохмотья сожгли сразу же.
– В таком случае мой паж, – произнесла она не терпящим возражения тоном, – проводит вас в ваши покои, милорд кастиллар.
И добавила, поднимаясь со стула с помощью кузины-компаньонки:
– Мы еще поговорим с вами завтра.
Комната, предназначавшаяся для почетных гостей, находилась в старом крыле. В ней когда-то ночевали принцы, наслаждаясь ее абсолютным и совершенным комфортом. Кэсерил сам прислуживал таким гостям сотни раз. Кровать с мягчайшей периной была застелена тонким бельем из отбеленного льна и покрыта пледом искусной работы. Не успел еще паж удалиться, как пришли две горничные, принесли воду для умывания, полотенца, мыло, зубочистки, роскошную ночную рубаху, колпак и тапочки. Кэсерил рассчитывал спать в рубашке, доставшейся ему по наследству от покойного торговца.
Это было уже слишком. Кэсерил сел на край кровати с рубахой в руке и тихо всхлипнул. С трудом сдержавшись, чтобы не расплакаться при свидетелях, он жестом отослал насторожившуюся прислугу и пажа.
– Что это с ним? – услышал он их перешептывание, когда они удалялись по коридору. По щекам его покатились слезы.
Паж раздраженно ответил: