— Здравствуйте, мистер Ван дер Бил. Входите! Входите! — молодой привратник закрыл за ним дверь. — Папа вас ждет! — продолжал он, когда они оба взглянули в глаз видеокамеры над железной решеткой, преградившей вход.
Тот, кто увидел их на экране, был удовлетворен, — зажужжал электромотор, и решетка отодвинулась. Привратник провел Бенедикта по коридору.
— Дорогу вы знаете. Папа в своем кабинете.
Бенедикт оказался в убогой приемной с вытертым ковром и парой стульев, похожих на списанные министерством труда. Он свернул в правую дверь и через нее прошел в длинную комнату, очевидно, занимавшую большую часть этажа.
Вдоль одной стены тянулся узкий верстак, к которому были прикреплены двадцать маленьких токарных станков. К каждому станку вела трансмиссия с центрального пояса, проходившего под верстаком. На человеке, обслуживавшем машину, был белый халат; этот человек улыбнулся Бенедикту:
— Здравствуйте, мистер Ван дер Бил, папа вас ждет.
Но Бенедикт на мгновение задержался, наблюдая за процедурой опилки. В шпинделе станка был зажат алмаз, и рядом кружилась циркулярная пила из фосфорной бронзы. На глазах у Бенедикта человек вернулся к своему занятию
— смазывал лезвие каждой пилы пастой из оливкового масла и алмазной пыли, потому что алмаз резала вовсе не бронза. Только алмаз может резать алмаз.
— Прекрасные камни, Ларри, — заметил Бенедикт, и Ларри Коэн кивнул.
— Все — от четырех и пяти карат.
Бенедикт склонился ниже, осматривая один из камней. На камне индийскими чернилами была нанесена линия разреза. Бенедикт знал, какие размышления и обсуждения, какие осмотры и споры с привлечением всего богатого опыта мастерской предшествуют каждой такой чернильной линии. Требуется не меньше двух дней, чтобы распилить один алмаз, поэтому Бенедикт оставил станок и пошел дальше.
По другую сторону комнаты сидели остальные братья Коэны. Восемь человек. Старый Аарон произвел много сыновей. Они были в возрасте от девятнадцати до сорока лет, и еще двое пока ходили в школу, только готовясь вступить в дело.
— Как вам понравится этот, мистер Ван дер Бил? — поднял голову Майкл Коэн, когда подошел Бенедикт. Майкл обрабатывал прекрасный камень, делая его круглым и используя в качестве резца другой алмаз. Под станком небольшой поднос улавливал пыль от двух камней. Позже пыль пойдет на шлифовку и распилку.
— Красавец, — сказал Бенедикт. Они принадлежали к одному братству, всю жизнь занимались алмазами и любили их, как другие любят женщин, лошадей или картины.
Он пошел по комнате, здороваясь с братьями, задерживаясь на минуту, чтобы посмотреть, как старшие, все мастера своего дела, вытачивают фасеты, из которых состоят стороны идеально обработанного бриллианта. Пятьдесят восемь фасет: столы, звезды, павильоны, — вся эта огранка наделяет камень мистической «жизнью» и «огнем».