Закуталась в бледное облако меха, взбила воротник, чтобы он обрамлял лицо. Прекрасно. Только мех и пара золотых туфелек, бледно-золотых, отлично соответствующих цвету волос.
Неожиданно она заторопилась. Выбежала из дома к машине. Огибая старый дом на Винберг-Хилл, она включила фары. Ненавязчиво шумел мотор, смешиваясь с шепотом ночного ветерка в каштановых деревьях, обрамлявших подъездной путь.
Она остановилась во дворе, увидела «роллс» Бенедикта в гараже, увидела свет в окне кабинета. Передняя дверь открыта. Ее туфельки не издавали ни звука в темных коридорах; она потянула дверь кабинета, та распахнулась. Она вошла в комнату, закрыла за собой дверь и остановилась, прижавшись спиной к темной деревянной панели. В комнате было полутемно, горела одна затененная лампа.
Бенедикт сидел за столом. В комнате висел тяжелый запах сигаретного дыма и коньячных паров. Лицо у него раскраснелось, рубашка была расстегнута. На столе перед ним лежал дробовик. Руби удивило присутствие оружия, она смутилась и забыла приготовленные заранее слова.
Бенедикт взглянул на нее. Глаза его были слегка не в фокусе, он медленно мигнул. Потом улыбнулся, рот его изогнулся, и заговорил он неуверенным голосом.
— Значит, ты вернулась.
К ней мгновенно вернулась вся ненависть. Но она сохранила бесстрастное выражение лица.
— Да, — согласилась она. — Вернулась.
— Иди сюда. — Он повернул стул, но она не двинулась, прижимаясь спиной к деревянной панели.
— Иди сюда. — Бенедикт говорил теперь увереннее.
Неожиданно Руби улыбнулась и послушалась.
Она остановилась перед ним, кутаясь в мех.
— Наклонись, — приказал Бенедикт, и она заколебалась.
— Вниз! — хлестнул его голос. — Вниз, черт побери!
Руби опустилась перед ним на колени, а он выпрямился. Она стояла перед ним в покорной позе, склонив голову, золотые волосы упали на лицо.
— Ну, давай, — насмехался он, — проси у меня прощения.
Она медленно подняла голову и посмотрела ему в лицо. Негромко заговорила.
— Трейси сегодня в пять тридцать выехала в Картридж Бей.
Выражение лица Бенедикта изменилось.
— Она выехала четыре часа назад, теперь она уже на полпути.
Он смотрел на нее, раскрыв губы, красные, мягкие, слабые.
— Она едет к Джонни, — продолжала Руби. — Она все знает об установке на «Кингфишере». Знает о большом голубом алмазе.
Он начал недоверчиво качать головой.
— К утру Джонни тоже будет знать. Так что, дорогой мой, ты опять проиграл, не так ли? Тебе его никогда не победить, Бенедикт. Ну как, мой дорогой?
В голосе ее звучало торжество.
— Ты? — прохрипел он. — Ты?
И она рассмеялась, кивая в знак согласия, неспособная из-за смеха говорить.