– Поймите меня правильно, – сказала она. – Я могу энергично работать, как и любой другой, но просто разваливаюсь на части, если вовремя не подкреплюсь.
Он фыркнул от смеха.
– Ну это ни к чему, если вы совсем развалитесь, согласны?
Ведь она так прекрасно сложена.
Эбби пожала плечами:
– Возможно, ваши прежние служащие умерли от недоедания.
На этот раз он не удержался от смеха. Помимо храбрости, у девушки есть и чувство юмора.
– Едва ли. Я не знаю точной причины их ухода. По правде говоря, с некоторыми я расстался без сожаления. В отличие от вас они не умели работать с людьми.
На лице Эбби на миг вспыхнула улыбка. Он хотел польстить ей, но в его словах была правда. Ей это действительно удавалось, и даже очень. Он видел, как откликались люди на ее явное дружелюбие. Мэтт придвинулся ближе к ней в необъяснимом желании сократить расстояние между ними.
– Скажу в оправдание, что я собирался пригласить вас пообедать в ресторане недалеко от офиса, где мы могли бы завершить рабочий день в более приятной обстановке.
– О! – Чувствовалось, что ее пыл сразу умерился.
– Мы можем пойти и сейчас. А сэндвич можно считать затравкой.
Ему вдруг очень понравилась мысль сидеть напротив нее за столом со свечой, вставленной в горлышко бутылки кьянти и освещающей ее милое личико.
Она покачала головой, отказываясь с явной неохотой.
– Я изрядно устала. Нельзя ли найти другую возможность подготовиться к поездке?
– Я позвоню завтра около десяти, если вас это устроит. Кое-что можно обговорить и по телефону – необходимые данные и все такое. А остальное обсудим в самолете. Я захвачу с собой ваш контракт, чтобы вы посмотрели и подписали его.
– Отлично, – сказала она. – Спасибо.
Он еще немного помедлил, стоя рядом с ней. Желание поцеловать Эбби появилось, как только он вошел в квартиру. Порыв был сильным… но безрассудным, убеждал он себя. Потому Мэтт ограничился рукопожатием. Жалкая замена, но что делать.
– Спасибо, что согласились работать, – проговорил он. – Прослежу, чтобы вы не раскаялись.
Два дня спустя Эбби вышла из лифта в пентхаусе на Пятой авеню и осмотрелась с бьющимся от волнения сердцем. Апартаменты Мэтью Смайта а Нью-Йорке были отделаны в черно-белой гамме, без всяких полутонов. Декор, на ее взгляд, идеально соответствовал его характеру. Черное или белое, «да» или «нет» и никаких «может быть».
Мозаика из плиток черного оникса и белого мрамора устилала пол фойе и гостиной. Обнаженные женские фигурки изящной работы из белейшего алебастра с двух сторон украшали дверь, ведущую в апартаменты. На полу лежал восточный ковер пастельных тонов. В торце огромного стола со стеклянной столешницей, достаточно высокого, чтобы на нем можно было сервировать легкую закуску, расположилась пара диванов с обивкой из черной кожи. IIо обе стороны камина стояли одинаковые вазы с белыми лилиями, розами и лихнесами.