Она взяла у него одну сигарету и прикурила.
— Ну, все равно. Много недель спустя я все еще спал при включенном свете, а снилось мне, что я до конца жизни открываю и закрываю ту дверь. Стоит мне перенести стресс, и сон возвращается.
— Это ужасно.
— Нет, вовсе нет, — сказал Бен. — Ну, как бы там ни было, не слишком.
— Он ткнул большим пальцем в безмолвно спящие дома Джойнтер-авеню, которые они проезжали. — Иногда я недоумеваю: почему самые доски этих домов не кричат от ужасных вещей, которые случаются во сне. — Он помолчал. — Если хочешь, поехали в центр, к Еве, немножко посидим на крыльце. Внутрь пригласить тебя я не могу, но у меня в морозилке парочка бутылок «кока-колы», а в комнате, если есть желание выпить перед сном, немного «Бакарди».
— Я была бы двумя руками «за».
Он свернул на Рэйлроуд-стрит, внезапно выключил фары и заехал на маленькую грязную стоянку, которой пользовались постояльцы меблированных комнат. Выкрашенное в белый цвет заднее крыльцо было обведено красной каймой. Выстроившиеся в ряд три плетеных стула глядели на Королевскую реку. Река казалась ослепительным сном: на дальнем берегу в деревьях запуталась поздняя летняя луна, на три четверти полная; она рисовала на воде серебряную дорожку. Поскольку город молчал, Сьюзан расслышала слабый шум пенящейся воды, которая стекала в шлюзы дамбы.
— Садись. Я сейчас.
Он вошел в дом, тихонько притворив дверь-ширму, а она уселась в одну из качалок. Несмотря на свою странность, Бен ей нравился. Сьюзан была не из тех, кто верит в любовь с первого взгляда, хотя она действительно не сомневалась, что часто возникает мгновенное вожделение (которое обычно более невинно именуется увлечением). И все-таки Бен не был человеком, который мог бы заурядно вдохновить на полночные писания в хранящемся под замком дневнике — он был слишком худощав для своего роста, немного бледноват. Его лицо было самоуглубленным и книжным, а глаза редко выдавали ход мысли. Все это венчала тяжелая копна черных волос, которая выглядела так, словно ее расчесывали не гребешком, а пальцами.
И эта история…
Ни «Дочь Конвея», ни «Воздушный танец» не намекали на такие болезненные повороты мысли. Первая книга была о дочери министра, которая убегает из дому, присоединяется к контркультуре и пускается в долгое путешествие по стране автостопом, по принципу «нынче здесь, завтра там». Вторая рассказывала историю Фрэнка Баззи, сбежавшего преступника, который в другом штате начинает новую жизнь — автослесарем — и о его окончательном исправлении. Обе книжки были светлыми, энергичными, и тень свисающего Хьюби Марстена, зеркально отраженная в глазах девятилетнего мальчика, похоже, не накрыла ни одну из них.