Может быть, именно многофигурная композиция вызывала едва ли не гипнотическое состояние у искушенного зрителя. Загадочное, почти двусмысленное выражение лица умирающего Христа, полуприкрытые завораживающие глаза Мадонны и загадочный взгляд Магдалины – эти характерные признаки кисти Леонардо были более чем просто художественным приемом. На фоне большого скопления фигур, которые как бы восходили в отдаленное небо, эти лица превращали всю сцену распятия в апокалиптическое видение Воскрешения из мертвых и Страшного Суда над человечеством. Из этого полотна возникли впоследствии грандиозные фрески Микеланджело и Рафаэля в Сикстинской Капелле, лучшие полотна Тинторетто и Веронезе. И дерзкое ограбление воспринималось трагическим комментарием к истории взлетов и падений человеческого духа, зафиксированных величайшими памятниками культуры.
Но все же, – раздумывал я, когда мы прибыли в дирекцию галереи Норманд на площади Мадлен, – как можно украсть подобную вещь? Во-первых, размеры – 15 на 18 футов; во-вторых, вес – картина была перенесена с холста на дубовую панель. Такое ограбление не под силу психопату-одиночке, а профессионалы никогда не пойдут на кражу картины, зная, что продать ее не удастся – кто рискнет приобрести всемирно известный шедевр, да еще после такой обостренной реакции публики.
Первым делом я высказал свои сомнения Жоржу де Сталь, директору галереи Норманд, с которым встретился во время своего визита. Я приехал в Париж на совещание торговцев картинами и директоров галерей-многие из них тоже пострадали от грабителей. Всякий раз, когда бросают камень в мутную воду торговли предметами искусства, люди вроде меня или Жоржа де Сталь немедленно занимают свои места на берегу, пристально следя за рябью или пузырями. Без сомнения, кража Леонардо откроет намного больше, чем разоблачение какого-нибудь взломщика. Все темные, рыбины рванутся под коряги, засуетятся директора и попечители музеев, а там, глядишь, кое-что выплывет на свет…
Такого рода мстительные чувства явно вдохновляли Жоржа, когда он легкой походкой обогнул письменный стол, приветствуя меня. Его синий шелковый летний костюм, опережающий моду сезона, сверкал под стать мягкому блеску гладких волос, живое, изменчивое лицо расплылось в лукавой обаятельной улыбке.
– Мой дорогой Чарлз, смею тебя заверить – эта проклятая картина действительно исчезла! – Жорж выпустил три дюйма своих элегантных голубых манжет. – Пуфф! На этот раз, в виде исключения, все говорят правду. Но самое любопытное: это был подлинник!
– Не знаю, рад ли я это слышать, – признался я. – Но, безусловно, о многих шедеврах Лувра и Национальной галереи этого не скажешь.