Температура не спадала, несмотря на пенициллин, и мы очень боялись, что у мальчика разовьется отек горла. Я с ужасом смотрела на его красное лицо и страдающие глаза, первый раз понимая, что значит для человека родной брат. Он никогда прежде не болел, и у меня никогда не было и мысли о том, что его можно потерять.
На третий день утром я сидела у его кровати, когда Джон открыл глаза и, прокашлявшись, попросил дать ему кусочек шоколадки и попить. Потом он съел шоколад и выпил чуть не литр молока, и я поняла, что он выздоравливает.
Мне очень хотелось пройтись, и я попросила Нелли подменить меня. От нескольких дней сидения взаперти у меня стала такая тяжелая голова и ужасно хотелось глотнуть свежего воздуха. Я вышла на берег моря, вышла с мыслью о Френсисе — мечтая о нашей чудесной встрече.
Ноги сами несли меня в сторону нашего убежища. Очки я как всегда забыла дома и щурилась от ослепительного — в сравнении с полумраком комнаты больного — солнца. Ноги сами несли меня по песку к любимой ложбинке между дюнами. Я поднялась на пригорок и остановилась — сердце екнуло от дурного предчувствия. Мне показалось, что я мельком заметила кого-то на траве, но была в этом не уверена.
И тут я увидела Верти и Френсиса. Обнаженные, они лежали на нашем с Френсисом месте. Красный купальник Берти сох рядом на траве.
Они настолько были заняты друг другом, что не видели и не слышали ничего вокруг.
Это был мой последний взгляд на Френсиса. Больше мы никогда не виделись, да он и не искал встречи. Я только слышала, что он оставил медицину и занялся бизнесом.
Поздно вечером папа вернулся из города. Берти еще не пришла, а мама и Нелли уже отправились спать. Папа тяжело сел в кресло на веранде. Я тогда еще не поняла, что он хорошенько выпил. Я никогда не видела, чтобы он был так печален после пьянки, чаще он приходил веселым, оживленным и довольно сентиментальным. Но в тот вечер движения его были раскоординированными, а голова уныло поникла.
— Тебе не надо было вести машину в таком состоянии, — заметила я.
— Почему нет, дорогая?
— Ты слишком устал.
— Ничуть. И вообще — что ты знаешь об усталости?
— Тебе налить чаю?
— Нет. Лучше содовой. Виски я достану сам. Ну что, Хелен, у тебя был хороший день?
— Да, прекрасный.
— Слава богу, что Джон поправился. Я привез ему новую книгу о рыбной ловле. Она в машине.
— Принести?
— Нет, подожди. — Он отпил виски. — Мы с тобой давным-давно не разговаривали, Хелен. Ты любишь лето? Я имею в виду по-настоящему? Ты получаешь от него удовольствие?
— А разве может быть по-другому?