Наверное, он предлагал ей бросить все и уехать с ним… Куда? На острова, конечно. На красивый остров в теплом море, туда, где сад за домом, а на деревьях растут экзотические фрукты.
«Представь себе огромную лужайку, деревья и тенистые аллеи, крошка!»
«Вау, у тебя правда все это есть?»
«Ну конечно, крошка».
«А кто за всем этим следит? Кто стрижет лужайку?»
Женский подход понятен, лужайки не могут существовать сами по себе, кто-то должен их стричь и кто-то должен ухаживать за садом, а то все зарастет.
«Ах да, конечно, на моем острове есть садовник. Он следит за садом и он стрижет самую лучшую в мире лужайку!»
«Он что же, живет в твоем доме? А он не поцарапает мебель?»
«Нет, конечно. У садовника есть собственный домик».
«И он живет там совершенно один?»
«Ну… нет, конечно, у садовника есть семья. Жена и пара детишек».
Сам того не заметив, Бекет мысленно повторил бесконечный диалог, неоднократно звучавший в его исполнении. А что делать? Девушки требовали гарантий и твердых обещаний, и он, майор Бекет, эти обещания давал. И далекие острова в теплых морях имели в этой игре немаловажное значение.
Снег. Очень странная, далекая от понимания вещь, если ты вырос в пустынях Сабиленда, всю юность провел на орбитальном приюте для малолетних преступников и видел лед только в холодильнике.
Лоренц с интересом следил за тем, как его сапоги погружаются в белую, похожую на взбитый пух субстанцию. Если подхватить этот пух на ладонь, он сейчас же превратится в холодную воду, а ладонь замерзнет. В этом не было бы ничего удивительного, если бы не бескрайние просторы, засыпанные этим удивительным веществом. Откуда же берется так много снега?
Неподалеку ревели от натуги две инженерные машины, расчищавшие от снега территорию лагеря. В отвалах снег был уже не таким воздушным и удивительным, а где-то даже грязным. Лоренц испытывал некое сожаление от того, что приходится разрушать такую красоту.
«Хорошо, если бы снег лежал здесь до весны, – думал Лоренц, – и можно было каждый день выходить к нему по утрам и говорить: „Доброе утро, снег…“
По кормовому трапу «Пифии» спустился старший охранник и, отойдя к сдвинутому на край площадки сугробу, стал мочиться на его белоснежную поверхность. Эта картина отрезвила Лоренца. Он встряхнул головой и почувствовал, что его руки замерзли. Затем оглянулся и увидел на трапе Чикера.
«Я же вызвал его, чтобы обсудить обстановку…» – вспомнил Лоренц и поспешил к трапу.
Командир эскадры молча прошел мимо Чикера, и тот последовал за ним, не задавая лишних вопросов. Пройдя по длинным, остывшим за время стоянки коридорам, Лоренц и Чикер взошли на мостик, и командир расположился в кресле перед потухшими экранами.