— Кстати о Доминике, ты видел его? Возвращается он на работу?..
Ей никогда не узнать, был ли он разочарован тем, что она проигнорировала его проникновенный рассказ о своих отношениях с Мартином в детстве, его признание — которому можно верить или нет, — в том, что его интерес к подробностям её жизни не был случайным. Она боялась взглянуть на него, чтобы понять, говорит ли он правду или лжёт.
Она продолжала смотреть на сплетённые пальцы своих рук, которые лежали на её коленях. Когда он ей ответил, тон его голоса был совершенно ровный, по нему нельзя было ничего узнать.
— Я его видел. Я дал ему несколько выходных с тем, чтобы он привык к мысли, что ему придётся выплатить из своей зарплаты все до единого пенса, вернуть деньги, которые он взял «взаймы». В течение последующих десяти лет ему явно не будет хватать денег на карманные расходы. В понедельник он придёт в офис, чтобы работать в полном смысле слова без отдыха.
Адам поднялся, и Седина осторожно взглянула на него, почувствовав, что у него изменилось настроение.
— Я не думаю, что он ещё раз допустит подобную «ошибку». Он знает, что будет с ним в этом случае.
Седина встретилась с ним взглядом и быстро отвернулась — его глаза были жёсткие и холодные, словно осколки зеленого камня. Она не хотела бы быть его врагом. Она беспомощно задрожала, а он без всякого выражения посоветовал:
— Несколько тёплых шерстяных вещей не будут смотреться так соблазнительно, как то, во что ты сейчас одета, но зато наверняка в них ты не замёрзнешь. — Он повернулся, собираясь уходить. — Извини меня, но у меня важные дела, я пойду к себе. Сегодня я тебя уже не увижу, так что почему бы тебе не одеться потеплее, чтобы не дрожать от холода?..
Ей надо было снова надеть тот атласный халат. Его шелковистая ткань охлаждала бы её разгорячённую кожу, это чувственное возбуждение… Если бы она была в нем, интересно, снял бы Адам его с неё, чтобы гладить её возбуждённое тело, ласкать и любить её?
Нет, пожалуй, не стал бы. Седина металась на подушке. Она увидела его лицо — совсем близко. Худое, с резкими крупными чертами, с презрительной усмешкой. Он шептал ей нежные слова — много слов, — но в последнюю минуту отвергал её. Он не желал её. И никогда не хотел и не захочет. Для него она была и будет нежеланной. Но если бы она надела атласный халат…
Выпростав из-под тёплого одеяла обнажённые руки, она почувствовала, как прохладный воздух освежает разгорячённую кожу, её сумбурные мысли-сны исчезли, и вскоре она забылась крепким сном и спала, пока его волнующий голос не произнёс её имя. Потом позвал её ещё раз.