Но Фелиция, провожая пастора до двери, продолжала задавать ему вопросы, испуганная, словно малое дитя. Действительно ли люди могли превращаться в волков? Как им удавалось это делать? Пастор отвечал, что это можно сделать, вывернув кожу наизнанку; что римляне называли оборотней «версипеллис», меняющий кожу; но не было ни одной записи очевидца, подтверждающей, что человек собственными глазами видел такое превращение. Когда оборотень принимал человеческое обличье, то предполагали, что волчья шерсть оказывалась скрытой под кожей, и потому часто с бедняг, обвиненных в ликантропии, палачи, в попытке доказать это, живьем срывали кожу.
— И много было таких существ? Я имею в виду, веривших в то, что они оборотни?
— В местах, где водились волки, в каждой деревне вера в них была всеобщей. Мы говорили о сэре де Реце. Он был признан виновным в том, что пил кровь малолетних детей. Это произошло в 1440 году. В XVII веке одна венгерская графиня имела обыкновение подвергать жестоким пыткам молоденьких девушек, а затем купаться в их крови. Оборотни, казалось, особенно любили прекрасных молодых девушек. А теперь доброй ночи, дети мои. Я слишком много говорил. Вас обоих замучают ночные кошмары, — встряхнув своими белоснежными локонами, улыбнулся он. Как только пастор закончил говорить, мы вдвоем проводили его в холл, Фелиция помогла ему надеть его старинного покроя кавалерийский плащ и подала трость черного дерева с серебряным наконечником. Пастор поклонился девушке с любезной церемонностью.
— Какой очаровательный старик! И какой восхитительный вечер! — раскрасневшись от удовольствия, воскликнула она. — Кто мог ожидать, что в небольшом уединенном городке, подобном этому, могут найтись два таких интересных, своеобразных человека?
— Ваше замечание особенно применимо к низенькому пухлому Сен-Лаупу, — уподобясь неотесанному деревенскому ревнивцу, ответил я. — Я заметил, что ему потребовалось совсем немного усилий, чтобы изменить ваше мнение, сложившееся о нем вчера.
— Но, Роберт, сегодня вечером он был совсем другим человеком!
— Вы быстро заметили это различие.
— Но, во-первых, он был дядиным гостем, я должна была по меньшей мере быть вежливой с ним. И почти сразу же увидела, что мое первое впечатление было ошибочным. Никто не мог бы быть более джентльменом, чем он, то есть…
— То есть поцеловать вашу руку с таким доводящим до озноба почтением, — презрительно усмехнулся я, подстегивая свой гнев воспоминанием об этой сцене. Но на эту тираду Фелиция ответила чистым и открытым смехом.
— Роберт, что из того? Он настолько стар, что годится мне в отцы. И не говорите мне, что собираетесь стать ревнивцем — вы, мой кузен!