— И вы на самом деле наслали на него колдовские чары, Уэшти? Зачем?
— Чтобы прогнать его, м-р Фарриер, сэр, чтобы он не мог и приблизиться к мисс Фелицья.
— Ты также напустила колдовство и на его собаку, не так ли? — спросил я, и был удивлен, насколько значительным оказался для гаитянки мой простой вопрос. Она заметно вздрогнула, ее руки пришли в лихорадочное движение, глаза полыхнули горячим блеском, губы раскрылись — но лишь затем, чтобы замкнуться еще плотнее. И ее молчание стало таким продолжительным, что я вынужден был повторить свой вопрос.
— Эта собака так же опасна, как и ее хозяин, — произнесла наконец она, добавив вдруг с неожиданной страстью. — Мне нет нужды говорить вам о его безнравственности. Нет никакой нужды говорить некоторым людям определенные вещи. Когда эти люди видят что-то своими глазами, они все равно не верят увиденному. Как можно верить глазам, как вы только что сказали?
— Я мог бы поверить многим вещам, говорящим против мосье де Сен-Лаупа, Уэшти, — произнес я с горькой улыбкой.
— .
— Существует реальная возможность использования ваших сведений, — сказал я; и затем я рассказал пастору о том, что пришло мне на ум: несмотря на то, что смерть старого Пита, убийство Неро и другие нападения, должно быть, были совершены волком, убийство клерка эсквайра Киллиана и две атаки на меня могли быть осуществлены собакой.
— Нет, если вы только не верите в то, что Де Рец способен отпирать двери, — возразил пастор, — и что вы и мисс Фелиция способны ошибиться и принять за волка собаку, которая была рядом с вами всего лишь получасом раньше; тогда нечего сомневаться и в том, что огромный лесной волк на самом деле был застрелен фермером на значительном расстоянии от города.
— Вы правы, — согласился я. — Разговор с Уэшти о колдовских чарах сказался на моем чувстве здравого смысла.
— Это та область, в каковой она имеет несомненное преимущество перед нами, — улыбаясь, сказал он. — Уэшти пренебрегает целесообразным и по своему желанию перечеркивает границы возможного. Ну хорошо, это было такое забавное и невинное развлечение, что мы надолго сохраним его в своей памяти — хотя я чувствую, словно собака, что мы должны быть снисходительны к нашей гаитянке. Кстати, мне стыдно назвать вам ту сумму, которую он мне дал, словно положил мне ее на бедность.
Пастор поднялся и, продолжая говорить, стал надевать свой плащ.
— Какое, однако, судебное разбирательство я затеял бы против француза, если бы мы вдруг вернулись во времена старого короля Джима, ловца ведьм! К примеру, я никогда не видел вместе собаку и ее хозяина, и не слышал, чтобы это удалось кому-то другому. Конечно, никто и никогда не смог бы увидеть их вместе, если оба они просто разные проявления одной и той же персоны, Я не сразу ответил пастору. Пока мы разговаривали, мой мозг втайне от меня проанализировал те факты, которые м-р Сэквил расположил в надлежащем порядке и в этот момент мое подсознание одарило меня идеей настолько потрясающей, что меня едва не разорвало от нее. Но эта мысль предназначалась для обсуждения с эсквайром Киллианом, а не с пастором, так как она была тесно переплетена с историей моего наследства, которая к тому времени стала казаться мне настолько не правдоподобной, что стыд и досада, испытываемые мной при воспоминаниях о деньгах старого Пита, заставляли меня быть сдержанным. Поэтому, когда пастор сделал паузу в своих словах, я шутливо посоветовал ему: