— Ты лжешь, желтый дьявол, — возмутился фон Хорн.
Китаец обратил на доктора недобрый взгляд проницательных раскосых глаз.
— Синг лжет? — прошипел он. — А если моя спросить, зачем твоя заставлять Будудрина украсть сокровище. Но приходить раджа Саффир и все испортить, когда твоя хотел заманить Вини на «Итаку». Синг знает. Потом твоя говорить Номеру Тринадцать украсть Вини. Твоя лгать тогда и твоя знал, что лгать. Потом твоя опять лгать, когда Номер Тринадцать спасать Вини от орангутангов — твоя говорить, твоя спасать Вини. Потом твоя говорить тихо-тихо с раджа Саффир. Синг все-все слышать, всегда. Твоя хотела отобрать сокровище от даяков для себя. Потом…
— Хватит! — заорал фон Хорн. — Хватит! Пока я не всадил в тебя пулю, желтая лживая проныра.
— А теперь оба тихо, — властно произнес профессор Максон. — Здесь прозвучали обвинения, которые нельзя оставить без внимания. Ты можешь все это доказать, Синг? — спросил он, поворачиваясь к китайцу.
— Моя много доказать у ласкара Будудрина. Будудрин рассказать ему все про Хорна. Моя доказать еще у вождя даяков в доме у реки. Он знает много-много. Раджа Саффир рассказать ему. Все это правда, Максон.
— А то, что ты рассказал про этого человека, тоже правда? Что он не из тех, которые появились на свет в лаборатории?
— Да, Максон. Твоя не делать красавец Булан, и твоя это знает, Максон. Твоя делать Один, Два, Три — до Двенадцать. Все уроды. Твоя должна знать, Максон, что твоя не уметь делать Булан.
В ходе этих откровений Булан не сводил с китайца глаз. На его бледном окровавленном лице застыло недоуменное выражение. Казалось, будто он пытается извлечь из недр сознания смутные мучительные воспоминания — ключ к странной загадке, скрывающей тайну его происхождения — но каждая попытка оканчивалась ничем.
Рядом с ним на коленях стояла девушка, ее маленькая ладонь покоилась в его руке. Лицо девушки светилось от счастья и надежды. Оторвав подол юбки, она стала перевязывать кровавую рану на виске Булана, которого пуля лишь оцарапала. Стоявший рядом профессор Максон наблюдал за ловкими, ласковыми движениями ее сильных загорелых рук.
Откровения последних минут потрясли профессора до глубины души. Для него было трудно, почти невозможно поверить в то, что Синг сказал правду, и этот человек, как оказалось, не творение его ума и рук. В то же время он молил Бога, чтобы это оказалось правдой, ибо видел, что его дочь любит этого человека любовью, которая не знает преград, не признает придуманных человеком законов и презирает общественные предрассудки.