Вспоминая это, я улыбнулась. Рэндалл, видно, заметил мой отсутствующий взгляд.
– В чем дело?
– Да нет, ничего… Просто я вспомнила, кто вы. – Очевидно, мой ответ показался ему глупым, и он нахмурился. – Я хочу сказать, вчера вас не узнала, когда мы… столкнулись с вами на набережной. Но вы оставили свое имя, и, увидев вас сейчас, вспомнила свою подругу и… о Господи!..
Я плела всю эту околесицу и заметила, что он начинает улыбаться. Две мысли пришли мне в голову, причем – одновременно. Первая: он может принять меня за свою поклонницу, пришедшую в экстаз от личной встречи с ним. Вторая: он привык к подобному отношению и смотрит на меня покровительственно. Но Рэндалл лишь промолвил:
– Вы меня извините, мне вчера следовало представиться.
– Вне сомнения, вы полагали, что в этом нет нужды.
– Простите? – В голосе сквозило удивление.
– Я хочу сказать, вы, вероятно, считали, что я должна была вас узнать.
– Вовсе нет. – Он уже не улыбался, о чем я, несмотря на возникшую неловкость, тут же пожалела. А он продолжил: – Хотя мои академические программы достаточно популярны, я знаю, что у меня особая аудитория.
Черт возьми, он, похоже, дает мне понять, что я недостаточно умна, чтобы смотреть просветительские передачи по культуре!
Ну что я могла на это сказать? Мол, напротив, я знаю, кто вы такой потому, что смотрела все ваши передачи с моей ненормальной подругой Джози. А ненормальность ее заключается в том, что она считает вас милым человеком. Вместо этого после длинной паузы я сказала:
– Так вы поэтому здесь? Делаете телевизионную программу?
Мне показалось, что он почувствовал облегчение, заметив, что ярешила вести себя как взрослый человек.
– Да, – подтвердил он, снова улыбаясь. И внезапно солнце стало светить ярче. Нет, честное слово! Когда он снова заговорил, в его тоне не было покровительственных ноток: – Все еще пребывает в самой начальной стадии, но я уже запродал им идею, и мы договорились о бюджете.
– Им?
– Независимой кинокомпании, которая поддерживает меня.
– Но почему Ситон? Разве в этих руинах есть что-то особенное…
– Присесть не желаете?
– Где?
– Вот сюда, на камень. Или предпочитаете пройти в часовню?
Я взглянула на перевернутое надгробье в высокой траве. Ветер и дождь так над ним поработали, что невозможно уже было разобрать, что там высечено, кроме, разве, некоторого подобия черепа.
– Часовня кажется мне предпочтительнее.
– Прекрасно. – Он повел меня к древнему строению. – Вообще-то я приехал сюда сегодня, чтобы сделать несколько снимков развалин. Я не фотограф, но это поможет пояснить оператору, чего я от него хочу. Обычно, отсмеявшись, он со мной соглашается.