– Джеральд. Прошу вас. – И, не услышав ничего в ответ, Дэмьен добавил: – Не валяйте дурака.
Бледные глаза прищурились.
– В углу есть дверь – в подвал, куда же еще. Если он затоплен, тоже не беда. Мы можем закрыть окно. – Священник кивнул на толстое оконное стекло, за которым хлестал дождь и завывал ветер. – Вам совершенно не нужно никакого другого пристанища.
Охотник явно колебался. С его туники струйками стекала дождевая влага.
– Мы ведь союзники и единомышленники, – тихо сказал Дэмьен. – Не так ли?
Что-то дрогнуло в глубине глаз Тарранта – какое-то темное и потаенное чувство, но все прошло слишком быстро, чтобы Дэмьен смог понять, что это такое. И вновь воцарилась обычная маска – полное самообладание, абсолютная непроницаемость.
Медленно-медленно Таррант убрал руку от двери. Сделав еще одну паузу, столь же медленно отошел от входа.
– Действительно, – мягко согласился он. Словно упиваясь звучанием слов. – Именно так.
А ветер выл все сильнее и сильнее.
Дэмьену снился сон. Не последовательная череда образов, поддающихся хоть какому-то – пусть и инфернальному – описанию, а мешанина хаотических фрагментов, накладывающихся друг на друга, не образуя в результате никакого единства. Образы темной и почему-то стерильной страны, в которой земля черна, а деревья белы, а небо то кроваво-красное, то оранжевое. Образы бегства, чудовищной жажды, паралича, охватывающего одну за другой все мышцы, потом все четыре конечности в целом, пока ты не остаешься неподвижным и беспомощным на земле и каждый вдох дается с превеликим трудом. И вслед за этим – смех ракха. Вечно одно и то же – смех ракха, жестокий и беспощадный, – тот самый смех, который он слышал на родине Хессет. Время от времени появлялось нечто хрустальное – тускло поблескивающие колонны из черного хрусталя, как в той цитадели, которую они видели в Лема, – как в цитадели Хозяйки, которую они разрушили, – только во сне этих колонн были многие тысячи – большие и маленькие, прямые и гнутые, сломанные и совершенно целые… а некоторые из гнутых имели форму человеческого черепа, в глазницы которым были вставлены живые глаза немыслимых размеров. Глаза, состоящие из сплошного зрачка, глаза как у насекомых; и в этих глазах, разбиваясь на тысячи осколков, отражались багровые и пунцовые небеса. Изумляться, откуда взялись эти видения, не имело смысла: он не забудет этого отвратительного взгляда до конца своих дней.
« Может быть, мучения развяжут ему язык, – донеслось из хрустального черепа. Глаза заблестели. – Во всяком случае, стоит попробовать «.