— Вот, — сказала она тихо, — передайте это…
Она приостановилась и вдруг, набравшись духу, закончила решительно:
— Передайте Рагозину.
Старик быстро нахлобучил картузик, встал и сунул пальцы за поясок.
— Сами, голубушка, передавайте, коли больше моего знаете, — ответил он.
— Да я не больше знаю, — улыбаясь, сказала она. — Я только слышала, что есть такой человек, и думаю, что это он прислал мне письмо.
— А думки твои бессмысленные ни к чему. Мне пора.
Он стоял, не вынимая рук из-за ремешка, она — протягивая ему записку.
— Делай-ка лучше, что он там наказал, — проговорил он сурово.
— Кто — он?
— Ну, про что он тебе распорядился?
Старик шагнул к столу и взял письмо.
— Что вы хотите? Нельзя! Это моё! — почти закричала Вера Никандровна. — Отдайте!
Шаль упала ей в ноги, косица рассыпалась на пряди, она тянулась к старику, стараясь вырвать письмо. Он оттолкнул её властно, подошёл к печке, бросил письмо на шесток и достал из кармана спички.
— Прочитала? — спросил он грубо и сам ответил: — Прочитала. Запомнила? Запомнила. Баста. Делай на моих глазах, что наказано. Поняла?
Он чиркнул спичку, зажёг письмо и спокойно дождался, пока пламя, обрадованно взлетев, сникло и пропало. Он взял в пригоршню пепел и растёр его ладонями.
— Давай, что ль, свою писульку, — буркнул он добрее.
Она отдала записку и неожиданно, с каким-то благодарным светом на горящем лице, сказала:
— Погоди.
Она распахнула створку шкафчика в столе и достала бутылку темно-зеленого блестящего стекла. Попробовав вытащить пробку, она сломала ноготь и принялась разыскивать штопор.
— Погоди егозить, — отечески остановил гость.
Коричневыми покривленными пальцами он подцепил пробку, как клещами, и легко вытянул её из горлышка. Вера Никандровна наполнила стаканчик маслянистой исчерна-рыжей наливкой. Старик снял картузик.
— А себе? — сказал он.
Она налила рюмку. Он стёр указательным пальцем клейкую каплю, тяжело сползавшую с бутылки, облизал палец, приподнял стаканчик, слегка подмигнул маленьким сощуренным глазом, спросил:
— За сына, что ль, за твово?
— Ты знаешь его? Да?
Не отвечая, он выцедил наливку до дна, зажмурился и потряс головой.
— Вишнёвка?
— Сливянка. Так знаешь моего Кирилла?
Все ещё не размыкая туго сжатых век, он крякнул:
— Язви-тя! Прямо — престольная, ей-богу.
Потом чуть-чуть приоткрыл глаза и ещё раз подмигнул:
— Сына-то?
Он вытер губы, одним движением забрав в кулак и потянув клин бороды.
— С лица-то он в тебя…
— Да, да, он очень похож! — восхищённо подхватила она. — Где ты его видел? Когда?
Счастливая, взбудораженная нетерпеньем, она ждала его рассказа, но он сразу нахмурился, аккуратно впихнул записку за голенище, деловито поднялся, подал руку.