Пильняк знал Екатеринослав довольно хорошо. Он стоял рядом со мной и называл улицы и площади. В отдалении от города, между разрушенными крестьянскими домами и растоптанными полями, мы увидели главный лагерь казаков; беспорядочно поставленные палатки всех видов и размеров и временные хижины, многие из железнодорожных вагонов, поскольку главная железнодорожная ветка на Екатеринослав была захвачена.
— Вот они, — взволнованно сказал Пильняк. — Орды вольных казаков. Впечатляет, это вы должны признать уже сейчас, — он поднес бинокль к глазам. — Большая часть их артиллерии находится вниз по течению Днепра у места дислокации их «броненосцев». При последней атаке они применяли кавалерию. Там, внизу, должно быть около десяти тысяч лошадей.
— Что их кавалерия против воздушных кораблей? — возразил я. — По мне так, они — довольно недисциплинированный сброд.
— Подождите, пока не увидите их в бою. Тогда вы узнаете, что такое кавалерийская атака.
На самом деле мне было изумительно приятно услышать, как кто-то ведет подобные речи. В последний раз я слышал разговоры о кавалерийских атаках в хаосе моего прежнего времени, в 1902 году.
— Вы говорите так, точно держите их сторону, — сказал я.
Он замолчал, опустил бинокль и заметил очень серьезно:
— Все свободное, что только есть в русской душе, представлено казаками. Вся наша тоска по воле отражается в их образе жизни. Они жестоки, часто безграмотны и по петербургским масштабам необразованны, но они…, они — казаки. Центральному правительству никогда не удавалось ввести здесь воинскую повинность. Они вызываются добровольцами, когда наступает их время. Но они хотят показать, что принимают свои решения самостоятельно и вовсе не обязаны подчиняться Петербургу.
— Этот мятеж, следовательно, вызвала воинская повинность? — об этом я ничего не слышал в Одессе.
— Одна из причин. Их множество. Казаки традиционно пользуются определенной автономией. Пытаясь подчинить их себе, цари лишь вызывали их ярость. Они образуют большие сообщества, называют их ордами. Они избирают себе предводителей и крайне чувствительны в подобных вопросах, мистер Бастэйбл.
— Несомненно, — сказал я. — У вас, следовательно, такое чувство, будто при подавлении этого восстания вы в известной степени уничтожаете ваше собственное представление о свободе и романтике?
— Вот именно, — ответил Пильняк. Он пожал плечами. — Но мы должны выполнять приказ, как вы считаете?
Я вздохнул. В этом моральном конфликте я ему не завидовал.
Между тем казаки выследили корабль. С земли они открыли артиллерийский огонь и дали несколько ружейных выстрелов, но, по счастью, зенитных пушек у них было мало или вообще не было. Бедолаги превратились в настоящую мишень для наших бомб.