«И Хиромант тут жил недалеко, – продолжал вспоминать Рудаки, – правда, я тогда об этом не знал. Или знал?» – засомневался он и решил наконец, что знал – кто-то тогда сказал ему об этом, – не знал только, где именно, да и не интересовало его это тогда.
«И Сериков тут жил, – он вспомнил, что даже был тут однажды у Серикова на дне рождения, хотя подробностей этого дня рождения по понятной причине не помнил. – Хорошая была улица, тихая, правда, трамвай тут ходил и дребезжал немилосердно, но было в этом дребезжании что-то уютное, часть какая-то родного города, не то, что нынешний рев автомобильного стада, чужой и враждебный».
Он увидел кофейное заведение, которое показалось ему симпатичным, и решил зайти перебить вкус водки – хотя и выпил он совсем чуть-чуть, вкус остался, и довольно противный.
Заведение и впрямь оказалось приятным – чистый такой зал в голубоватых пастельных тонах – и курить было можно, что в свете разразившейся в этом веке жестокой борьбы с курением уже само по себе было ценностью редкой. Зато неприятными оказались и официантка, и посетители, сидевшие вместе с ней за столиком уютной компанией, – все они с неприкрытой враждебностью уставились на Рудаки, едва он открыл дверь. Он даже подумал, что заведение закрыто, и спросил:
– У вас открыто?
– Ну, – ответила сидевшая за столиком официантка, а двое парней сидевшие с ней заржали.
После такого приема следовало бы хлопнуть дверью и уйти, но вкус водки во рту был уж очень противным. И Рудаки решил враждебный прием игнорировать и заказал чашку эспрессо. Он сел подальше от компании у окна, и скоро принесли кофе, неожиданно оказавшийся крепким и ароматным. Он сразу расплатился, чтобы больше не общаться, закурил, отхлебнул кофе, посмотрел в окно и едва не выронил чашку – по улице, поднимая за собой вихрь пыли и опавших листьев, с грохотом промчался трамвай.
Рудаки не помнил, где он услышал эту фразу: «У стариков глаза на затылке», но она ему сразу не понравилась, потому что он тут же применил ее к себе, хотя сказана она была не про него, и расстроился от несправедливости – во-первых, стариком он себя еще не числил, да вроде и не считали его стариком окружающие, а во-вторых, не нравился ему в этой фразе подтекст: мол, живешь ты прошлым и все настоящее кажется тебе не таким, как следовало бы ему быть. Рудаки жил настоящим, и только воля – злая или нет – Хироманта иногда перебрасывала его в прошлое, и вот тут эта неприятная фраза оказывалась как нельзя кстати.
Во всяком случае, она тут же пришла ему на ум, когда за окном кофейного заведения вдруг промчался трамвай, а когда он из этого заведения вышел, то никакого трамвая, конечно, не было и не могло быть, хотя бы потому, что не было на улице никаких рельсов, а на том месте, где они были когда-то, сейчас находился газон, и только присмотревшись, можно было заметить кое-где неглубокие выемки на их месте.