— С вами дети? Вы ехали в сидячем вагоне? Это ужас! У вас есть мой адрес? Немедленно берите такси. Только не думайте расплачиваться с таксистом — это будет обида. С таксистом буду расплачиваться я!
Бросаемся в такси, едем мимо расступающихся солидных домов. Берлин, собранный и помпезный, как парад войск, летит мимо, как в окне самолета. Сказочная Герда появлением разрушает чары, во власти которых мы находились весь день, сердце города оттаивает как сердце Кая. Водитель, ухмыляясь, сообщает, что две ошибки, допущенные мной при записи адреса под телефонную диктовку, могли привести в противоположный коней города. Но поскольку все страшные сказки хорошо кончаются, он привез нас все же на Селла Хассе.
Из дома выбегает спортивная блондинка в футболке и джинсах и падает нам в объятия. Мы с трудом верим, что это пятидесятилетняя профессор экономики Герда! Яспер. В квартире, срисованной с каталога, нас ждут ванна, полная розовой пены, постеленные постели и ужин, на который не хватает сил. Мы проваливаемся в сладкое варево сна, в котором ехидные немецкие электрички перемешаны с болтливыми польскими спекулянтами.
Просыпаемся в детской семилетней Лидии. Стены вместо обоев разрисованы веселым художником, на них присутствуют солнце, лес, звери, цветы, грибы и дома. Всей компанией они страхуют Лидию от уныния и советского «не смей пачкать обои». Стеллажи набиты играми, при виде которых Петя с Пашей уже не хотят даже есть. На письменном столе хозяйки комнаты ваза со сладостями. Никто не объясняет, что «конфеты можно после еды» и что «много конфет вредно». На столе несколько хороших кремов. И тем и другим Лидия застрахована от проблем, которые советские девушки решают полжизни.
Кухня Герды отделена от столовой стеклянными полками, в которых стоит посуда; сквозь хрустальные ножки бокалов хозяйка улыбается нам, возясь у плиты, поглядывая на экран телевизора.
— Кто придумал такую кухню?
— В каком смысле?
— Эти стеклянные полки...
— Типовая застройка, чтобы человек, готовящий еду, не чувствовал себя отделенным от семьи.
Герда, окончившая московскую аспирантуру, говорящая по-русски, с большой неприязнью говорит о Западном Берлине.
— Мне нравился капитализм, пока он не касался нас. Вы, русские, думаете, что капитализм сам по себе решает все проблемы. Социализм — это плохо, но капитализм — это ужас! Вы больше других пострадали от марксизма, а судите о мире по примитивам марксистской шкалы. Только ваши вожди обещали, что социализм — это рай, а вы считаете, что капитализм — это рай.
— Ах, Герда, — вопим мы. — Вас испортила московская аспирантура! Капитализм в одну секунду вылечит нашу страну, как и любую другую!