Он пристально смотрел на меня, и неудивительно. Бог знает сколько я стояла перед ним, фантазируя про его личную жизнь. Если честно, я очень падка на вдовцов, правда, те, которых мне жалко, обычно сморщенные седые старики, недоуменно бредущие по улице. Надо же, любимая жена, с которой они прожили лет пятьдесят, вдруг их покинула.
– Ваше белье еще в сушилке, – бросила я через плечо, поднимаясь по лестнице. – Если не возражаете, поднимемся ненадолго в мой кабинет. Скоро он станет единственной комнатой в доме, в которую безопасно входить. Мне надо вам кое-что рассказать. – Я вдруг смолкла и повернулась к нему. Он стоял на лестнице позади меня. Довольно необычно смотреть на него сверху вниз. На самой макушке у него была крошечная лысина. – Я забыла предложить вам выпить. Что вы хотите? Или вы на службе?
Он улыбнулся.
– Нет, я не на… э-э-э… службе, – Макс говорил так, словно это не имеет значения. – Я пришел забрать белье. А пока мы ждем, когда ваша сушилка закончит работу, я с удовольствием выпью виски с водой, полный стакан. Спасибо. Знаете, – продолжал он, и его унылое лицо оживилось. – В прошлом году у нас было одно дело. В сушильной машине мы нашли труп женщины. Мы вычислили этого типа и отправились к нему домой, чтобы арестовать. Он только ее разрезал. Швырнул все в сушилку – вместе с бельем – и включил. Потом бросился наутек. Можно подумать, сообразил, что вся одежда станет красной. Это была «Миле». Сэди всегда говорила, что это самые лучшие сушилки.
Я не могла пошевелиться. Он хоть представляет, какое воздействие окажут на меня эти страсти? Я точно знала: ближайшие шесть недель, перед сном, меня будет преследовать образ вертящихся в барабане окровавленных частей тела. Неужели он собирается продолжать в том же духе? Так вот чего следует ожидать от детектива вне службы? Если так, пусть уходит прямо сейчас.
Он увидел мою гримасу и стушевался:
– Простите. У вас больной вид. С вами все хорошо? Сэди всегда любила слушать кровавые подробности. Хотя некоторых людей они очень пугают.
– Вам приходится иметь дело с такими вещами каждый день, – сказала я, наливая себе больше виски, чем ему. А ведь я не пью виски! – Ума не приложу, как вы все это выносите. Что вас держит на такой работе?
Он удивленно взглянул на меня:
– Откровенно говоря, именно это. Чем хуже состояние трупа, тем сильнее мне хочется поймать ублюдка, который это сделал. Моя работа – ловить людей, совершающих такие зверства. Так они будут наказаны, а я хочу это видеть. Они – мразь.
– Что, все они? – Он говорил так пылко, что я встревожилась.