– От вас, ротмистр, ничего не скроешь. Пришла пора походная…
– Что вы хотите этим сказать?
– То, что уже сказал. Продолжая ухмыляться, Деревянов пренебрежительно смотрел на ротмистра.
– И мы расстаемся без горечи и сожалений – или как там поется в романсе? – сказал он игриво.
– Вы… оставляете меня?
– Экий вы непонятливый человек, ротмистр. Разумеется.
– Но ведь я без вашей помощи погибну…
– Мне-то какое до этого дело? Я к вам в сиделки не нанимался. Сами понимаете, что сестра милосердия из меня никудышняя.
– Это подло, господин поручик!
– А мне чихать на мораль! – Деревянов побледнел от ярости. – Моралист выискался. Интересно, как ваше благородие поступили бы на моем месте? Сильно сомневаюсь, что по-иному. Уж мне известны ваши принципы. Вспомните Бирюлева.
Кукольников почувствовал, как волна холодной ненависти уколола сердце острыми льдинками, поднялась к горлу. Крепко стиснув зубы, он твердил себе: «Успокойся, еще не время… Еще не время…» Придав лицу выражение покорности неминуемому, он, запинаясь, тихо спросил:
– Простите, а как… Кгм!.. Как моя доля… в добыче?
Деревянов, ожидавший чего угодно – брани, угроз, наконец, попытки пустить в ход оружие, которое было под рукой у ротмистра, – и следивший за ним с интересом естествоиспытателя, проводившего опасный эксперимент с подопытным хищником, сначала опешил. А потом, недоверчиво всматриваясь в бледное с желтизной лицо Кукольникова (потому что в покорность бывшего жандарма он поверить не мог при всем своем желании), ответил небрежно, криво осклабившись:
– О какой доле может идти речь? Помилуй Бог… Зачем вам золото, ротмистр? Если выздоровеете, у вас будет время намыть необходимое количество. Там, – показал он в сторону золотоносной дайки, – хватит вам с лихвой. Ну, а если не повезет, – вы понимаете, о чем я говорю, – то в том мире вас ждут райские кущи.
Деревянов довольно хохотнул.
– Кстати, там этот презренный металл и вовсе ни к чему. Если только вам по привычке не захочется совратить какого-нибудь ангела, сделав его своим платным осведомителем.
– Что ж, коли так… Ротмистр бессильно откинулся на постель и тяжело вздохнул.
– В моем положении спорить не приходится. Ваша взяла, поручик…
– Вот и добро, – немного успокоился Деревянов при виде жалкого состояния ротмистра. – Харчишек мы вам оставим… И, обернувшись спиной к полатям, шагнул в сторону хижины.
– Деревянов! Неожиданно резкий и сильный голос «доходяги» Кукольникова буквально пригвоздил поручика к земле.
Взглянув на ротмистра, Деревянов едва не потерял равновесие. Кукольников стоял в трех-четырех шагах от него, широко расставив ноги, по-прежнему уверенный в себе и с виду невозмутимый. Только лицо его, исхудалое донельзя, напоминало череп обезьяны, туго обтянутый хорошо вычиненной тонкой кожей. И в черепе, на месте пустых глазниц, бушевало холодное коричневое пламя.