– Ты с мужиками обитаешься? – прервал Сергей эти биографические излияния. – Не должен бы...
Улыбку стерло с лица. Панас, небось, и болтал, чтобы уйти от этой темы. Но не уйдешь...
– Ты, Шрам, гляжу, авторитетный стал, – не спросил, а признал Панас. – И авторитет блюдешь. А я, вишь, подыхаю. Силы нет совсем. Да и вообще, – Панас добил папиросу, отправил окурок в пустую пачку, что держал в руках заместо пепельницы. – Все равно как-то уже... Погляди на меня. Сюда сел огурцом. Щекастый был, на бульбе отожравшийся. Это я здесь угасать начал, – его вздох опять заполнили хрипы, словно мять руками пакет попкорна. – Нет сил зубами выгрызать свое право.
– А зачем тебе надо его выгрызать? – Шрам расстегнул рукава джинсового куртофана, в камере экватор, придется стягивать с себя лишнее. – Или, интересуясь про то же самое, зачем мне надо было месить этих козлов? Здесь что, по закону не делается? Это кабак или крытка?
– Первый раз в «Угол-шоу» сыграл? Я вот тоже первый, да полгода уж копчусь, – проговорил Панас, неожиданно понизив голос. – Тут свои порядки.
– Какие еще свои? – Шрам с раздражением бросил куртку на одеяло. – В крытках порядок один.
Панас заговорил почти шепотом:
– Я тоже так думал. Да тут по-своему завернуто. Например, за башли можно не только вселить, но и отселить. Например, мне, в больницу надо, а хера так просто в больницу переведут. Увидишь, тут много чего...
– Ладно, потом, – перебил Сергей. Панас начинал его утомлять и злить. Бздливым стал. Съела телесная болячка прежнего Панаса. Да и не до того сейчас Шраму. Свои заморочки обмозговать надо. – Я устал и отдыхаю. Займешь место рядом...
Двое сидели на корточках возле стены.
– Слышал, человек Шрамом обозвался. – один протянул другому сигарету с оторванным фильтром.
– Ну и чего? – собеседник поморщился, но не оттого, что недоволен предложенным куревом, а по причине разнывшегося зуба.
– По ухваткам, похоже, тот самый Шрам, который, говорят, год назад Вирши со всеми тамошними нефтетерминалами подмял.[1]
– Брось, чего ж его тогда к нам пихнули?
– Вот и я думаю – чего. Мульку про нового зама помнишь? Который местный порядок ломает.
– Ерунда, – отмахнулся и приложил ладонь к щеке, типа по всем нервам стреляет, зараза. – Да посмотришь, завтра Шрама твоего здесь уже не будет. Переведут. Или даже сегодня. Скажи лучше, что с зубом делать?
– Напиши, чтоб «Диролу» в передачу положили...
Сергей лежал на спине с закрытыми глазами. Воздух в камере дрожит, типа желе. Густой, хоть ножом режь на дольки. Будто мыло, воздух можно упаковать в бумажку и написать мелкими буквами его состав: неистребимый запашок тюремных стен, душок параши, кислая одежная вонь, пот, перегар, табачный дым и прочие выхлопы. Впору аромат закачивать во флаконы и продавать любителям нюхать воспоминания, наклеивая этикетки – одеколон «У кума», духи «На киче», дезик «Парашен спайз».