— Мне показал их Марсель Вейлингский, — прибавил Райвис. — Он считает, что за рисунки можно получить кучу денег.
Эмит замотал головой:
— Мастер Дэверик не для того оставил их мне, сударь. Совсем не для того. И я ни в коем случае не продам их.
— А почему? — Райвис взял у Тессы вожжи, и маленькая компания снова тронулась в путь. — Вы могли бы обеспечить себя на всю жизнь.
— Мастер Дэверик велел мне хранить эти работы, пока они не понадобятся.
В лесу заухала сова. Тесса поправила сползшее одеяло. Быстро темнело, холодный ветер обдувал руки и шею.
— Понадобятся? Для чего? — спросил Райвис.
— Понадобятся тому, кто придет следом. — Колеса тележки угодили в очередную яму, и Эмит с трудом удержал ее в равновесии. — Мастер Дэверик надеялся, что у него появится преемник. Человек, который сможет рисовать узоры не хуже него. Который продолжит его дело.
Тесса украдкой прикоснулась к кольцу. Оно было теплым, как будто его только что трогали.
— И Дэверик хотел, чтобы вы сохранили рисунки и передали их «тому, кто придет следом»?
— Нет, мисс. Не все рисунки. Мастер оставил мне только часть их, один цикл. — Эмит говорил тихо, но очень отчетливо, нарочито подчеркивая каждое слово, словно боялся ошибиться или упустить что-то. — Он оставил мне цикл, работу над которым начал двадцать один год назад. Это не самые красивые его узоры, нет, те унаследовала жена, но самые, самые...
— Сложные? — предположил Райвис.
— Да, пожалуй, самые сложные.
Райвис и Тесса переглянулись.
— Мастер Дэверик мог годами не прикасаться к этому циклу, — продолжал Эмит, — а в один прекрасный день вдруг сказать мне: «Эмит, принеси-ка мне те старые пергаменты. Пожалуй, сегодня самое время добавить к ним еще один».
Тесса вздрогнула:
— В день своей смерти Дэверик работал над новым узором из этого цикла?
— Да, мисс. — Эмит помог Тессе поплотнее завернуться в одеяло, чтобы холодный ветер не мог проникнуть в ее гнездышко. — Он начал работать над последней страницей дней пять назад: прочерчивал основные линии, прорисовывал отдельные узлы. С двумя он покончил сразу же, а потом посвящал этому узору час или два ежедневно. А потом, в день своей кончины, мастер разбудил меня после полуночи, глубокой ночью. «Эмит, — сказал он, — смешай-ка краски и приготовь кисти, я чувствую непреодолимое желание поработать».
Никто не проронил ни слова в ответ. Тесса не знала, что сказать, и не хотела первой прерывать молчание. Визжали несмазанные колеса тележки, ржали лошади да поскрипывала кожаная туника Райвиса. День вдруг показался Тессе безумно долгим — такого долгого дня в ее жизни еще ни разу не было.