– Абордаж отражать готовсь! – загремел боцман. «Верность» разворачивалась, из мрака слышался ритмичный плеск весел.
– Пли! – скомандовал Райли.
Пушки грохнули, изрыгая огонь и дым. Оценить причиненный ущерб не представлялось возможным. Крики и треск расщепленного дерева показывали, что по крайней мере часть ядер попала в цель, но неопытность канониров «Верности» стала видна после первого же бортового залпа.
Первое орудие выстрелило лишь четыре минуты спустя, второе и третье вовсе молчали, четвертое и пятое выпалили исправно, шестое и седьмое плюхнули свой заряд в воду.
– Прекратить огонь! – подал команду Парбек. «Верность» теперь могла дать залп лишь после нового поворота, и абордажники налегли на весла.
Над водой плыли облака густого серого дыма. Корабль снова погрузился во тьму, не считая лужиц света от палубных фонарей.
– Вы должны как-то сесть на Отчаянного, – сказал Грэнби Лоуренсу. – До земли еще не так далеко, и поблизости могут оказаться другие суда – например, транспорт из Галифакса.
– Я не собираюсь улепетывать и отдавать стопушечный транспорт французам, – свирепо отрезал Лоуренс.
– Я уверен, что мы продержимся, и даже в противном случае «Верность» можно будет отбить еще до прихода в порт, если вы предупредите эскадру. – Ни один морской офицер не стал бы так противоречить своему командиру, но в авиации дисциплина далеко не такая строгая – притом Грэнби вполне обоснованно заботился о безопасности капитана, как и полагалось первому лейтенанту.
– Ее могут отвести в Вест-Индию или в испанский порт, где нет нашего оцепления, – настаивал Лоуренс. – Нельзя отдавать им корабль.
– И все-таки лучше вам улететь, пока в плен не попали. Что, если нас вынудят сдаться? Улетайте и уводите Отчаянного.
– Прошу прощения, сэр, – подал голос Каллоуэй, – кабы мне дали перечницу, мы бы пальнули вверх ракетным порохом и малость очистили воздух.
– Сейчас скажу Макриди, – вызвался Феррис и побежал искать лейтенанта морской пехоты.
Снизу притащили перечную мортиру с наполовину разобранным дулом. Каллоуэй осторожно вскрыл один снаряд, вытряс из него половину перца, достал из коробки кулечек с порохом и стал понемногу сыпать его в скорлупу. Один глаз он при этом зажмурил, лицо отвернул в сторону. Двое авиаторов держали его за пояс. Черные оспины на щеках Каллоуэя красноречиво говорили о прежнем опыте. Желтый световой порох не требовал запала и от неосторожного обращения мог вспыхнуть в любую минуту. Он давал куда больше жара, чем обычный пушечный, но и сгорал быстрее.
Канонир закрыл снаряд, а полупустой кулек сунул в ведро с водой. Воду тут же вылили за борт. Каллоуэй заклеил шов на скорлупе дегтем, смазал весь снаряд жиром и зарядил перечницу. Лишь тогда к орудию привинтили вторую половину ствола.