Поднялся Блуд:
– Отойди прочь, белобрысый! Я видел, как ты был побеждён девкой, с которой взялся бороться. Ты просил о пощаде, крича, словно младенец!
Мой побратим нашёлся немедленно:
– А я видел, как тебя подняли за штаны и бросили в дверь, там и до сих пор висят твои сопли. Ты ничем не лучше меня. Сядь!
Блуд сел. Воины хохотали: давно уже им не случалось так веселиться. Мне до смерти хотелось встрять, сказать что-нибудь разумное и смешное и в то же время дать побратиму как следует себя показать… я уже говорила, добрые Боги привесили мне язык не той стороной, я придумываю достойное слово хорошо если на другой день. У меня ни за что недостало бы духу пойти делить кабана. Даже если бы я сама его повалила.
Поднялся Славомир, и по глазам было сразу видать: молодечество моего побратима заслуживало прощения. И он, Славомир, только рад будет его произнести. Он сказал:
– Спрячь-ка нож, пока не порезался, да отойди! Ты лавку в избе миновать не умеешь, локтя не пришибив!
Ярун на миг растерялся. Как открыть рот против лучшего кметя, против брата вождя? Да и чем его подковырнуть, прославленного?.. Выручил седоусый Плотица:
– Ты, Славомир, всего-то младший из двух. Уж что говорить про тебя, когда твоему старшему всякая девка топором к забралу плащ прибивает! Сядь, болячка тебе, не срамись!
Славомир сел.
Я едва не визжала от радости, когда наконец иссякли насмешки и мокрого, взъерошенного Яруна признали-таки достойным делить. Но потом… потом я глянула на воеводу, и за ворот сразу посыпались муравьи. Вот он сказал что-то брату и оглянулся, явно собираясь уйти…
Ярун хотя и стоял порядочно одуревший, наверняка с крутившимися и звеневшими в голове обрывками недавних речей, – тоже что-то заметил. Он опередил вождя. Одним быстрым движением выкроил толстый ломоть из самого почётного места, бедра кабана, и протянул Мстивою, не успевшему встать. Сочный кусок обволокся в ночном воздухе густым, сытно пахнувшим паром. Вождь всегда начинает веселие, ему первый кусок.
Варяг раздумал вставать и посмотрел на мясо… потом на Яруна… потом снова на мясо… как-то уж очень долго смотрел, не протягивая руки и не говоря ничего. Мне сделалось страшно. И тут воевода сказал:
– Не нужно мне твоего угощения. – Помолчал и добавил: – И сам ты мне не нужен.
…Когда-то давно, ещё в наших лесах, я плыла в лодочке по незнакомым протокам и вдруг услышала впереди низкий, рокочущий гул падуна, успела прикинуть его свирепость и высоту и обидеться – да сколько же можно, опять разгружать лодку и до утра кормить комаров, перетаскивая поклажу! А оказалось, это одинокий порыв ветра шёл по лесу, гудел в корявых ветвях.