Мы не торопясь обошли забрало ещё несколько раз, нам было тепло в овчинных, туго перепоясанных безрукавках. Звёзды меркли, зато далёкие облака проступали у края небес, пепельно-бледные, ненастоящие.
Блуд толкнул меня локтём. Вождь ехал опушкой леса назад; долгогривый Марах плыл серебряным лебедем, раздвигая густое белое молоко. Не было слышно ни топота, ни звяканья сбруи; на миг показалось – всадник и конь примерещились нам в прозрачных нитях тумана и вот-вот готовы были растаять, пропасть, унестись двумя жемчужными облачками вместе с зарёй… Хоть верьте, хоть нет! Мне причудилась белая тень впереди вождя на седле. Уж не та ли тень, что выходила из поминального пламени под морозной зимней луной?..
Неясный крик спугнул волшебство. Вершник услышал крик чуть раньше нас и осадил жеребца, и земля брызнула из-под сильных копыт. Прямо к варягу бежала из лесу девушка, бежала, кажется, из последней могуты, отчаянно взмахивая руками. Марах прижал уши, но вождь толкнул его пятками, поворачивая навстречу. Девушка упала, не добежав, и тут только по платью, по встрёпанным золотым волосам я признала Голубу. Мы с Блудом переглянулись. Мой побратим тоже ходил вчера взглянуть на танок. Кот-котище тут был и мёд пил, а и стола не закрыл…
Вождь спрыгнул с седла, подошёл к ней. Голуба с плачем приподнялась, хватаясь за его сапоги. Ой, девка! Надумала подразнить, а теперь к нему же за помощью притекла? Что сотворит жестокий варяг? Сам прибьёт? К батюшке строгому за ухо отведёт?..
Он наклонился, поставил её на ноги и обнял. Начал гладить мокрую голову, хлипко дрожавшие плечи… Бедная Голуба доверчиво жалась к нему – дитё неразумное, горько обиженное…
Вот он поднял её на косившегося Мараха. И по-прежнему неторопливо, но и не прячась, поехал мимо крепости, через горушку к деревне. Голуба затихла возле него, под плащом… Прижалась щекой к широкой груди, к проношенной красно-бурой рубахе, увидела близко ту полинялую вышивку, что так манила её зимою на посиделках…
Да. Я редко сразу смекала, что было у него на уме. В этот раз догадалась. Только на его месте я девку всё же бы отстегала. Крапивушкой по нежному заду. Чтоб три дня сидеть не могла!
Позже нам передали, как он подъехал ко двору Третьяка. Невозмутимо поздоровался с хозяином и хозяйкой. Спешился и бережно спустил наземь Голубу, зацелованную до синяков… И без лишних слов разомкнул дорогой серебряный обруч, подарок гостей новогородских. Надел его Голубе на левую руку, на порванный, измаранный травяной зелью рукав… соседушки востроглазые всё как есть разглядели. Девка, видно, успела к тому времени согреться подле него и малость оправиться – прошла-таки в избу мимо матери и отца, не подломившись в коленках… Через несколько дней будет вновь смеяться с подружками и, по-моему, сама поверит, что обнимал её в самом деле варяг. Серебряное запястье было ей в два раза велико. Она привязывала его верёвочкой, чтобы не потерять.