Его высокопреосвященство в бешенстве мерил шагами свой кабинет. Вот, значит, как! Мало того, что они не поддержали его в стремлении избавиться от всех ненавистных магов, а лишь кинули, как жалкому псу, свое полусогласие на преследование темных. Мало того, что шлюха разговаривала с ним, как с ровней. Так жрецы за его спиной еще и замышляют заговор! Разумеется, Падерик Третий всячески провозглашал и декларировал свободу своего дома и Главного храма от магических штучек. Но каждый уголок этих зданий был просто напичкан подслушивающими артефактами. Знал об этом очень ограниченный круг людей: сам Великий отец, парочка приближенных жриц да еще темный маг, который эти артефакты и устанавливал. Но конечно, осторожные жрецы никогда не позволили бы себе вести такую беседу в зданиях. А вот о том, что артефакты заложены и под плиты двора, они и помыслить не могли. Такое обустройство обошлось храму дорого, очень дорого. Но… Его высокопреосвященство любил быть в курсе всего происходящего в его владениях. А теперь магические устройства сослужили ему неплохую службу.
– Что ж, они свое получат… – прошипел Падерик и, взяв со стола крохотный серебряный колокольчик, яростно его встряхнул.
– Подготовьте карету, – бросил он молодому жрецу, явившемуся на звон. – Я еду в императорский дворец.
Аудиенция у Ридрига Второго должна была состояться через час. От Главного храма до императорского дворца было не более пяти минут ходьбы. Но Верховный жрец собирался приехать загодя и смиренно ожидать в малой приемной, дабы выразить таким образом свои верноподданнические чувства. Он позвал Иллану, чтобы та помогла облачиться в самое роскошное одеяние, которое Падерик приберегал для таких вот особых случаев. Но, полюбовавшись на себя в зеркало, Великий отец вдруг приказал девушке:
– Достань там, в гардеробной, старую черную рясу.
Жрица взглянула удивленно, но перечить не посмела и в груде пестрых нарядов откопала чуть ли не нищенское рубище – темное, потертое, из грубой ткани, с капюшоном, закрывающим лицо. Эту длинную рубаху Падерик надевал лишь в День покаяния, для ритуала признания грехов, который проводился раз в год, в праздник рождения Луга милосердного. В этот день все верующие публично каялись в неблаговидных поступках и недобрых мыслях, посыпая головы пеплом. А некоторые, особо яростные поборники нравственности, даже хлестали себя плетьми, таким образом испрашивая у бога прощения. Натянув рясу, Великий отец горестно вздохнул: теперь подобное тряпье станет его повседневной одеждой. Ибо воин благочестия не должен выглядеть как разряженный придворный щеголь. Придав своему лицу скорбно—просветленное выражение, Падерик немного потренировался перед зеркалом, дабы не растерять фанатичного сияния глаз. Оставшись доволен, захватил свиток с прошением и двинулся к выходу.