Тирмен (Олди, Валентинов) - страница 74

– Молодой человек… Молодой человек!..

Тихий голос заставил остановиться. Вертеть шеей было больно, поэтому мальчик повернулся весь – маленький, грязный, в гимназической шинели с чужого плеча, тоже грязной, без пуговиц и погон.

– Молодой человек! Соблаговолите оказать милость!..

Нищенка. Серый платок поверх кучи тряпья. Лица не разглядеть.

– Если имеете возможность помочь… Я давно не ела.

Прежде чем пошарить в пустом по определению кармане, Пьеро успел удивиться. Нищие просят там, где подают. Возле церкви или на вокзале. А у кого просить здесь? Проспект со скучным названием «Средний» пуст, мокрый снег заметает мостовую, ранний зимний вечер вступил в свои права.

– Подайте!..

Мальчик честно ощупал карманы. Подавать нищим – божье дело. Матушка и папа всегда подавали и его учили. «Пускай хлеб по водам», – часто повторял отец. Тем более старуха возле забитой крест-накрест двери подъезда не из тех, что годами приживаются близ церквей или у богатого кладбища. «Соблаговолите!..» Можно даже мандат не спрашивать – из «бывших». Из таких, как он сам. Но он молодой, сильный, ему целых восемь лет, с ним ничего не случится, если, конечно, удастся поесть.

– Извините, сударыня. – Вредная снежинка попала прямо в рот, и мальчик сглотнул. – У меня…

Не договорил. Левая ладонь, обследовавшая теперь не карман – дырку в кармане! – скользнула по маленькому кругляшу. Ну конечно! Шинелька досталась ему с дыркой, а он не догадался поискать за подкладкой. А вдруг там целая пещера Лейхтвейса с сокровищами? Пусть не вся, пусть лишь закуточек…

…Серебряный пятачок. Настоящий, с запрещенным двуглавым орлом и короной над цифрой «5». Серебро! Не веря, мальчик поднес монету к глазам. Вспомнилось, как герои книг пробуют драгоценные металлы на зуб. Интересно, что нужно почувствовать, кусая пять копеек 1911 года выпуска? Наверное, уважение – монетка на четыре года старше его самого.

– Вот спасибо, молодой человек! Дай вам бог…

Пьеро болезненно ощутил пустоту в животе. Серебряная монета, пусть отмененная и запрещенная вместе с клювастой птицей, ее украшавшей, – это не буханка хлеба, не калач с настоящей убоиной. Можно взять щей, жирных, наваристых. Большую, полную до краев миску…

– Дай бог счастья и удачи!..

Ему восемь лет, он молод и силен. «Ты выживешь, ты сможешь», – сказал папа. Надо лишь добраться до Московского вокзала, поесть, забиться в пустой вагон-«телятник», выспаться… Нищенка не пропадет, ей подаст кто-то другой. «Бывшей» не надо уезжать из чужого холодного города, где никто не встретил, никто не ждал.