Камера уехала вбок, показав толпу зрителей под елкой, затем выпавшего из кровати гонщика. Тот стоял возле сцены, где готовились петь тетки из фолк-ансамбля «Смерека»: щека заклеена пластырем, от виска до уха – багровая царапина. Гонщик натужно улыбался, дергая тонкой ниточкой усов, щурил водянистые глазки и говорил в микрофон о том, что главное – участие, а не победа.
– Утешительный приз… гуляния продолжились выступлением наших любимиц…
Телефон показался тяжелым-тяжелым, будто гиря. Данька смотрел на экран, откуда давно исчез гонщик-неудачник – сейчас там пели «Смереки» про Галю, которая несет воду на зависть влюбчивому Иванку – и продолжал видеть разбитое лицо парня. Это лицо он уже видел сегодня.
В тире у дяди Пети.
Когда стрелял из «Марголина» по мишени.
Попасть в рай нелегко, освоиться же в нем – чрезвычайно просто. На то и рай: чистые простыни, ровное тепло огромной «буржуйки», горячий бульон с сухариками. По утрам и вечерам – чай с молоком. Настоящий, не морковный. И, конечно, книги: прямо у кровати, на полу. Даже вставать не надо, достаточно протянуть руку и чуть наклониться. Хочешь – тома Элизе Реклю издания Брокгауза-Ефрона в твердой синей обложке, хочешь – «Ринальдо Ринальдини» немецкого сочинителя Вульпиуса. Без обложки, зато все страницы на месте. В «Куно фон Кибурге» половина страниц, правда, отсутствовала, выдрана с корнем. Тоже не беда, скучный он, фон Кибург. А в общем, хорошо. Рай!
И мысли стали правильными: легкими, простыми.
Оценить все прелести рая Пьеро смог через три дня, когда окончательно очнулся. Тогда и узнал про эти самые дни. И что волноваться ему не следует, бояться нечего. Ленька Фартовый будет вечером, если нет, то всенепременно к утру.
Про Леньку Фартового мальчику рассказала Лелька – старшая по раю. Пьеро вначале удивился: Лелька – Ленька, считай, тезки. Потом подумал и обиделся. Не за себя, за Пантелкина Леонида Семеновича. Какой он этой толстухе Ленька! Ленькой у них кучера звали. Обиделся, но смолчал. В каждом раю – свои обычаи.
Толстуха Лелька оказалась не только бесцеремонной, но и приставучей. Выспрашивала, горестно вздыхала, роняла слезу, опять в расспросы пускалась. Пьеро, конечно, не сплоховал. Пусть и в раю, а лишнего болтать не след. Беспризорник он, из Малороссии, по нынешнему – из Украинской республики. Точнее сказать не может: «испанкой» переболел. Два года назад. Не помер, но память отшибло напрочь. Доктор сказал, бывает. Хоть и редко.
А зовут его Петр. Как Апостола.
С тем толстуха и отстала. Не сразу, правда. Погладила мальчика по волосам, торчащим «ежиком» после прошлогоднего тифа, без особой нужды поправила одеяло. Закатила к потолку глаза, вздохнула, колыхнув высокой грудью.