– Да нет, конечно. Такая, как ты… только мужа тебе нужно по меньшей мере банкира или какого-нибудь… из бомонда.
– Не говори ерунды, Алик, – уже более жизнеспособным голосом произнесла она, – мой муж вовсе не банкир и не из бомонда. Но близко к тому. И вот, когда мы вчера пришли в «Золотые ворота»…
– Куда-а-а-а?! – заорал Мыскин.
Голос Лены в трубке оборвался, и только спустя несколько секунд она заговорила снова:
– Ты… чего? Ты… меня напугал. И что из того, что я вчера была с мужем в казино?
Алик сконфуженно ткнулся головой в стену:
– Да нет… ничего… извини.
– Ты, Алик Иваныч, то ли в самом деле с грандиозного бодуна, то ли это самое… недолюбливаешь это казино. Ну ладно. И там мой муж и крупье казино говорили при мне о Сергее и… так я узнала, что он здесь, в нашем городе. Что он уже отслужил. Там у них были какие-то документы с адресом, ну и… я по адресу узнала телефон и решила позвонить.
– Твой муж говорил о Сергее с крупье? – стараясь говорить спокойно, спросил Мыскин. – А крупье, случайно, был не с забинтованной рукой?
– Да, – удивленно ответила девушка. – Но как ты узнал?
– Прости… можно нескромный вопрос?
– Да можно.
– Как зовут твоего мужа?
– Моего мужа?
– Ну, не моего же!
– Алексей его зовут. А что?
– А фамилия?
– Фирсов. Я тоже теперь Фирсова по паспорту, – неизвестно к чему прибавила Лена.
– Та-ак, – протянул Алик Мыскин. – А с гражданином певцом по имени Аскольд ты, случайно, не знакома?
Голос Лены удивленно дрогнул:
– Зна… знакома. Я в его подтанцовке работаю. В шоу-группе. Но…
– Интересно получается, – пробормотал Алик Иваныч, который с похмелья всегда отличался чрезмерной подозрительностью. – А ты что, собственно, звонила? Просто так?
– Просто так, – отозвалась Лена, и в голове ее прозвучали нотки обиды. – Просто узнала, что вы здесь… так подумала, что нужно встретиться. Хотела дать вам билеты халявные в «Белую ночь»… там шоу будет сегодня ночью. После концерта в этом… ледовом дворце «Триумфальный».
– А Серега там и так будет, – сообщил Алик Мыскин. – Так что билетов нам не надо, а я… тоже приду в «Белую ночь». Так, кажется?
– Ну да.
– Ну тогда до встречи, Ленка. Не об… не обижайся. Меня просто по утрам часто колбасит. Пока.
И Алик Иваныч Мыскин положил трубку и мрачным остекленелым взглядом уставился в стену. Переборов время от времени накатывающую дурноту, Мыскин не без труда поднялся на ноги и медленно побрел к ванной комнате, чтобы принять утренний душ. Возможно, после этого он несколько взбодрится и выдаст какую-нибудь здравую идею по вопросу дальнейших действий. Он прошел по коридору, зацепив по дороге одежный шкаф в прихожей и едва удержавшись оттого на ногах – ежеутренний симптом, чего же еще хотите, – и рывком распахнул дверь ванной. И обомлел. Перед зеркалом стоял и пристально рассматривал свое отражение парень лет двадцати-двадцати одного, высокого роста, с синеватым свежевыбритым черепом, оптимистично переливающимся под ярким светом лампы. Кисть правой руки его была аккуратно забинтована, и на повязке проступали пятна свежей крови. Лицо молодого человека было помято и распухло почти до неузнаваемости – левый глаз заплыл, бровь над ним рассечена, обе губы были разбиты и распухли, мочка левого уха надорвана, как если бы оттуда с мясом вырвали серьгу. Но как бы ни был неузнаваем этот парень – с перекошенным лицом, забинтованной рукой и с обритой «под ноль» головой, – Алик Мыскин не мог не узнать его.