Наговицына кивнула.
— Так оно и есть.
Вержбицкий поставил банку на стол и повел рукой в ее сторону.
— В банке, насколько я могу судить, у вас находится представитель того же вида. Даймондбэк, он же ромбический гремучник. Размеры, конечно, куда как более скромные, но достаточные для того, чтобы считать его вполне развившимся и функциональным экземпляром. Подросток, скажем так. И откуда же этот взялся, позвольте полюбопытствовать?
— Увы, профессор. Это еще далеко не подросток. Собственно, его и новорожденным не назвать, хотя до родов, я думаю, оставались считанные дни, если не часы.
— Вы шутите!
— Какие уж тут шутки. Он вместе с еще шестнадцатью братьями и сестрами был извлечен мною из чрева матери.
Алина сделала жест в сторону оцинкованного стола.
— Но размеры!
— Да, размеры внушительные. Вся бригада была от семидесяти с небольшим до восьмидесяти одного сантиметра. Этот, кстати, самый большой.
Вержбицкий, улыбаясь одними губами, посмотрел на нее поверх очков.
— И именно рекордсмена вы мне презентовали. Для вящего эффекта, я полагаю?
Наговицына рассмеялась.
— Отчасти. Ну и для большей отчетливости общей картины.
Профессор снял очки, аккуратно уложил их в футляр и сунул его в нагрудный карман пиджака.
— Номер второй и, как вы обещали, не последний. Знаете, я бы присел. Подобного шоу не припомню за всю мою немаленькую жизнь.
Они направились в сторону кресел. Вержбицкий сел, а Ламанча, включив чайник, полезла в шкафчик за чашками, кофе и сахаром.
— Не возражаете против чашечки кофе? Вам, кстати, можно?
Вержбицкий надулся.
— Можно, не можно… Что вы, в самом деле? Неужели я в какую-то инвалидную развалину превратился, сам того не заметив? Можно! Если, конечно, Елене Станиславовне не проболтаетесь…
Алина снова рассмеялась, насыпая в чашки кофе и сахар.
— Не проболтаюсь, честное скаутское.
— Вот и прекрасно. А то ведь посадила меня дражайшая супруга черт знает на что: декафеинированный — вы вслушайтесь в само сочетание! — де-ка-фе-и-ни-ро-ван-ный кофе! Как отбивная, только без мяса. — Старик фыркнул. — А ведь сама тайком попивает! И не что-нибудь, а настоящий эспрессо. За каковым занятием я свою дражайшую супругу однажды и застукал. О женщины, коварство имя вам…
— Да уж, — заметила Ламанча, наливая в чашки кипяток. — Впору на развод подавать.
— Поздно, Алиночка, поздно, — вздохнул Вержбицкий, помешивая ложечкой напиток. — Да и суд таковскую историю вряд ли изменой сочтет…
Они помолчали, отпивая горячий кофе маленькими осторожными глотками. Профессор отставил свою чашку и повернулся к Наговицыной.