«А жаль, что фокус рацией не совсем удался, — думал механик, лежа в юрте после сытного обеда и предаваясь философским размышлениям о причинах тишины в монгольском лагере, — Руководство не поверило. Хотя, простые солдаты прониклись. Да что с них взять. Они, конечно, смелые ребята, но чтоб так верить во всякую нечисть… Суеверия они и в Африке суеверия. Живучая штука. А тем более в тринадцатом веке. Ни тебе самолетов еще, ни космических кораблей. Да и в мое время во всяких мертвецов еще верят, что из могил вылезают, лишь только стемнеет. Нет, бытовые страхи, похоже, неистребимы».
Что будет, если вдруг раскроется обман общества, и со слов своих полководцев свирепые монгольские воины узнают, что он никакой не Кара-чулмус, а простой российский механик на испытательном сроке, заброшенный в неведомую глушь времен, Забубенный старался не думать. Сначала надо подлечиться в местном санатории, — еда, сон, свежий воздух и хорошая погода сделают свое дело. Хотя, скорее всего воины этого никогда не узнают, — вряд ли полководцы признаются, что так напарили своих солдат. Для повышения боевого духа они это сделали или, еще какие политические цели преследуют, Забубенный был не в курсе, — монголы не так просты, как кажутся. Но, в любом случае, его пока оставили в живых. Значит, время на размышления о будущем еще есть. С этой счастливой мыслью Григорий заснул и проспал весь остаток дня и всю ночь.
На утро у Забубенного открылись чакры. То ли удар по голове сказался, то ли за прошедшее время он так хорошо отдохнул и прочистился, но иначе механик не смог себе объяснить внезапно возникшее решение немедленно заняться изучением монгольского языка.
Начал он с того, что вызвал Плоскиню, и до обеда пытал его на предмет основных правил языка кочевников и как что среди них называется. Плоскиня несколько удивился желанию степняка-вампира, но перечить не стал. Прежде всего, Забубенный усвоил, как звучат по-монгольски самые главные слова: лошадь, седло, скакать, доспехи, копье, лук, колчан и стрелы. Оказалось, звучит довольно смешно и громко. Построил несколько предложений и попрактиковался на вожде бродников. Тот подтвердил, что произношение у Кара-чулмуса идеальное, но Забубенный ему не поверил. Чего только не скажешь, когда жить хочется.
До вечера Григорий выучил еще добрых пятьдесят слов и словосочетаний, среди которых было: есть, пить, спать, летать как птица, ходить на охоту, воевать, делать оружие, чистить доспехи и бороться. Причем, как объяснил любопытному до чужой культуры вампиру Плоскиня, слово «бороться» монголы понимали не как биться с врагом на войне, а только в узком смысле, — борьба, как развлечение. То есть состязание в стиле вольной борьбы или борьбы Сумо. Ну, или каратэ, как перевел для себя Забубенный, расширив смысл этого слова. Поскольку монголы приходили в восторг от борьбы, то постоянно устраивали турниры для забавы. Ведь они почти все были багатуры в силу своего образа жизни, то есть богатыри, как потом влилось это слово в русский язык. А когда сила есть, то ума, соответственно, уже не надо. Их хлебом не корми, — дай побороться. Все это объяснил Григорию по неволе словоохотливый Плоскиня.