— И все-таки ты сказала его мне, — настаивает он. — Сказала, сама того не желая. Во сне.
— Ты видел меня во сне?
— Ты сама во сне говоришь! В полный голос! Когда ты засыпаешь, думая, что все вокруг тебя тоже уснет, ты твердишь: «Меня зовут Ана Пауча. Меня зовут не Ана-нет». Словно хочешь кому-то что-то доказать. Кому-то, кто у тебя, если я правильно понял по твоему тону, в печенках сидит.
Поджав губы Ана Пауча возражает:
— Уж я-то знаю, что не говорила тебе своего имени. Уверена в этом. Ты украл его. Я хочу сказать… ты узнал его как-то иначе.
Калека хохочет, ему насмешлива вторит гитара.
— Это было бы не первое воровство в моей жизни. Можешь подать на меня жалобу. Чтобы защитить себя, я скажу, что узнал твое имя на благотворительном празднике, где ты была провозглашена королевой бедняков всей страны. Бедной и грязной.
Он хохочет еще громче, представляя себе, как крадет имя. Он небось еще песнь про это сочинит, думает Ана Пауча.
— Я вовсе не жалуюсь, что иду в компании с особой, которая путешествует инкогнито. В этом есть даже свое очарование. Кажется, будто у тебя много спутниц: богатая наследница, которая помогает тебе преодолеть рытвину, благородная принцесса, которая кладет тебе на лоб холодный компресс, мать, которая умоляет тебя не говорить слишком много, чтобы ты не раскашлялся…
— Ты болтаешь глупости! — смягчаясь, произносит Ана Пауча.
— …или смерть, которая ведет тебя к смерти.
— Хватит. Прошу тебя.
Он умолкает. Наступает тишина, которую не осмеливается нарушить даже гитара.
Вокруг них тихие сосновые рощи нижней Кастилии. Орлиное небо. Каменистая почва. Тайна огня, ревниво хранимая планетой и ее солнцем. Их обоюдная тайна. Пустынный пейзаж.
— Мало мы с тобой зарабатывает денег, Ана Пауча. Нужно, чтобы они звенели, как церковный колокол во время пожара!
— Что должно звенеть, как церковный колокол во время пожара? — спрашивает старая Ана неожиданно воинственным голосом.
— Монеты в твоей плошке, когда ты собираешь пожертвования. Деньги идут к деньгам. Мы могли бы позволить себе небольшую передышку в одном позолоченном городке, я знаю такой, он там севернее. Тебе это пришлось бы по душе?
— Те, кто тебя слушает, сами нищи, без гроша. Что ты хочешь, чтобы я там делала?
— Мне не нравится твой смиренный тон. Бедняки — люди великодушные. Разве ты не знала этого? Никогда не слышала, что у бедных отзывчивые сердца?
— Но только не на твои истории. Да, они плачут. И не заставляют себя просить. Но сунуть руку в карман — это дело иное.
— Скажи сразу, что им не нравятся мои песни!
— Нравиться-то нравятся… Но…