— В России есть Красный Крест? — спрашивает Риттер. Он также не спит.
— Есть. А что?
— Может быть, мне удастся связаться с семьёй. Красный Крест должен помогать военнопленным.
— Здесь мирная станция. Просто люди не успели вернуться на материк.
— Всё равно я ваш пленный. — Риттер приподымается. — Вы взяли меня в плен с оружием в руках. На меня распространяется Гаагская конвенция.
Я не расположен обсуждать сейчас вопросы международного права. Мы умолкаем. Сон всё не идёт.
— Как вы думаете, — говорит Риттер, — когда это кончится?
— Что?
— Война.
— Месяц назад вы знали это лучше меня.
Риттер долго молчит.
— Вы молоды, — говорит он после паузы. — У вас нет семьи… Вы не знаете, что такое дети… Mein Gott, laß mich noch einmal meine Kinders wiedersehen![10]
Давно ли я сам был мальчишкой? Как странно обернулись детские мечты. Я бредил Арктикой. Тогда ещё не было ни челюскинцев, ни папанинцев — мы играли в спасение Нобиле, и я жестоко дрался во дворе за право быть лётчиком Чухновским.
— Вы давно были в Петербурге? — спрашивает Риттер.
— Вы хотите сказать — в Ленинграде?
— Да. Для меня он остался Петербургом…
— А для меня это Ленинград. Был недавно.
— Ну и как? Как сейчас выглядит город?
— Обычно. Нормально выглядит. Воюет…
Я никогда не был в Ленинграде. Но мне не хочется признаваться в этом Риттеру.
— Я бы очень хотел побывать там, — говорит Риттер. — Это город моего детства. Последние дни я почему-то всё время вспоминаю о нём… Мы жили на Екатерининском канале, возле Банковского моста. Жёлтый дом со львами. Рядом был большой сад. Я играл в нём в индейцев… Интересно, что там теперь…
— Во всяком случае, сейчас там не играют в индейцев. Мальчишки Ленинграда умирают от голода… А в дорогой вашему сердцу дом давно могла попасть сброшенная с «юнкерса» фугаска.
Больше Риттер не задаёт мне вопросов.
Не знаю, как он, а я обязательно буду в Ленинграде. Мы приедем туда с Ниной рано утром «Красной стрелой». Снимем номер в лучшей гостинице. В «Астории». Говорят, там очень шикарно. Мы выйдем на Невский. Увидим Зимний дворец, «Аврору», арку Главного штаба. До сих пор я всё это видел только в кино. Я ещё слишком мало видел на земле.
Мы пойдём в Эрмитаж, медленно обойдём тихие залы, сходим в квартиру Пушкина на Мойке. Потом мы устанем. Нина проголодается. Мы зайдём в самый лучший ресторан, закажем самые дорогие блюда. На столах будут лежать белые скатерти и стоять весенние цветы. Вокруг будут сидеть нарядные, чистые люди. Будет играть тихая музыка. И не будет никакой войны.