Пестель улыбнулся, обнял его и поцеловал.
– Ну, с Богом, с Богом!
Вынул что – то из шкатулки и сунул ему в руку.
– Вы сестры моей не знаете, но мне хотелось бы, чтоб вы вспоминали о нас обоих вместе…
В руке Голицына был маленький кошелёк вязаный, по голубой шерсти белым бисером вышито: Sophie. Вышли на крыльцо.
– Значит, прямо в Петербург, Голицын? – спросил Барятинский.
– Да, в Петербург, только в Васильков к Муравьёву заеду.
– По первопутку, пане! На осьмушечку бы с вашей милости, – сказал ямщик.
Пестель в последней раз обнял Голицына.
– Ну, с Богом, с Богом!
Голицын уселся в возок.
– Готово?
– Готово, с Богом!
Возок тронулся, полозья заскрипели, колокольчик зазвенел.
– Эй, кургузка, пять вёрст до Курска! – свистнул ямщик, помахивая кнутиком.
Тройка понеслась, взрывая на гладком снегу дороги неезженой две колеи пушистые. Беззвучный бег саней был как полёт стремительный, и морозно-солнечный воздух пьянил, как золотое вино.Голицын снял шапку и перекрестился, думая о предстоящей великой скорби, великой радости:
– С Богом! С Богом!