— Хотела бы я знать, — вздохнула баронесса.
Пока длилась их беседа по-русски, дочь хироманта переводила взгляд с лица Амалии на лицо Марсильяка, явно пытаясь понять, о чем они говорят.
— Если даже девушка в своем уме, — заметил следователь, — то ее защита все равно будет настаивать на невменяемости, чтобы смягчить приговор. И то, что она, по-видимому, лечилась у Ротена…
— Я не сумасшедшая! — внезапно произнесла Антуанетта. Ее голос прозвучал, как карканье вороны.
— Простите? — быстро проговорила Амалия.
— Я не сумасшедшая, — сердито повторила Антуанетта. — И вам не удастся это доказать!
Амалия пожала плечами.
— То, что вы лечились в Ментоне у доктора Ротена, говорит скорее об обратном. Может быть, вы не знали: месье занимается болезнями души, а не тела.
— Я не лечилась у него! — вспыхнула Антуанетта. Глаза ее угрожающе сверкнули, но Амалия только мило улыбнулась.
— К чему возражения, мадемуазель? Ваш адвокат приведет в суде необходимые бумаги, чтобы облегчить вашу участь. Произнесет несколько эффектных фраз о бедной сироте и состоянии аффекта, в котором она совершала преступление. Сейчас подобное в большой моде. Можете считать, что вам повезло.
Антуанетта схватилась за голову.
— Вы не понимаете, боже мой! Не хотите понять! — Ее губы кривились, в глазах стояли слезы. Марсильяк терпеливо ждал, что будет дальше. — Я убила ее, потому что она заслуживала смерти! Как только я пришла в этот дом и увидела ее самодовольное лицо… Я не могла оставить ее в живых! Никогда не думала, что буду кого-то ненавидеть так, как ее, но… — Девушка осеклась. Помолчала. Наконец тихо промолвила: — Я в жизни не ударила ни одно живое существо. И тем не менее не жалею о том, что сделала. Жаль только, что меня видел тот человек… адвокат. Я не хотела его убивать, клянусь вам! Но я не могла допустить, чтобы он выдал меня, поэтому мне пришлось выстрелить в него.
— Значит, по-вашему, графиня Толстая заслужила смерть? — спросила Амалия.
— Да.
— Почему?
Углы губ Антуанетты опустились. Но ей уже некуда было отступать.
— А вы как думаете? — бросила она.
— Я думаю, — очень спокойно заметила Амалия, — что одна женщина может так сильно ненавидеть другую женщину только из-за мужчины. Я права, не так ли?
Антуанетта усмехнулась.
— Да, вы умнее, чем кажетесь, — проговорила она с ожесточением. — Может быть, вам известно, как его звали?
— Возможно. Я даже могу вам сказать, какая у него была профессия. Он рисовал картины, не так ли?
В комнате наступило долгое молчание. Наконец Марсильяк поднялся с места, подошел к Соболеву и стал вполголоса что-то втолковывать ему. На Амалию следователь не смотрел.