— Зачем вы убили адвоката?
— Я не хотела… Графиня была мертва, я сразу поняла. И побежала прочь из комнаты. Но заблудилась, дом ведь незнакомый… и один человек все-таки увидел меня. Тогда я…
Она умолкла.
— Почему вы не бросили ружье сразу? Ведь так было бы гораздо проще.
Антуанетта подняла на Амалию глаза, казавшиеся огромными на вытянутом, изможденном лице.
— Проще? Не знаю… В те мгновения я плохо соображала. Больше всего боялась, что меня найдут там. Мне хотелось убежать… неважно куда… Но получилось только хуже. Я была уверена, что мое отсутствие уже заметили, что меня сразу разоблачат… Но все сложилось совсем иначе. Потом я заметила, что испачкала руки, и вымыла их. Если бы не ваш друг…
— Мне все ясно, — кивнула Амалия. — Только одного я понять не могу. Вы говорите, что ваш отец никогда не ошибался в своих предсказаниях. Но получается, что он не смог предвидеть свою собственную судьбу и пришел в дом, в котором его убили. Или причина проста и очевидна — сапожник без сапог?
Антуанетта покачала головой:
— Вы полагаете, что на свете нет ничего страшнее смерти? О нет, сударыня… Есть вещи, которые неизмеримо хуже, чем она.
— Боюсь, господин Марсильяк с вами не согласится, — вздохнула Амалия, поднимаясь с места. — Аполлинарий Евграфович! Мы закончили. Да, вот один документ… Полагаю, он может быть вам интересен, хотя к делу прямого отношения и не имеет. — Баронесса протянула следователю предсмертную записку художника. — Таким образом, два убийства, имевшие место в этом доме, можно считать раскрытыми. Осталось лишь одно, и, учитывая обстоятельства, могу сказать, что именно оно окажется самым сложным.
— Она призналась! — объявила Евдокия Сергеевна, отодвигаясь от стены.
— Кто бы сомневался, — хмыкнул композитор.
— Значит, действительно она убийца? — мрачно спросил доктор. — А я надеялся… — он не договорил и лишь безнадежно махнул рукой.
— Как все ужасно! — проговорила Анна Владимировна, и ее глаза увлажнились. Она вытащила платок и промокнула их.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел Марсильяк в сопровождении баронессы Корф. Его засыпали вопросами, и следователь терпеливо на них ответил.
— Неслыханно! — вскричал Владимир Сергеевич, воздевая руки к потолку за неимением небес, к которым можно было бы воззвать. — Значит, она убила моего брата, потому что он просто попался ей на пути?
— Она решила, что он может ее выдать, — объяснил Марсильяк.
Владимир Сергеевич объявил, что таких, как эта особа, надо изолировать от общества, хотя лично он надеется, что ей вынесут самый суровый приговор. Иван Андреевич пробормотал: «Не знаю, не знаю». Поступок Антуанетты, ее нежелание прощать вызвали в нем боязливое восхищение. Он даже подумал: кто бы мог так же отомстить за него, если бы с ним что-нибудь произошло? И никто не приходил ему на ум.