— Допустим, но я не согласен с вами, — усмехнулся Марсильяк. — Однако идем дальше. Девятнадцать месяцев назад некто Любомирская страхует жизнь своей падчерицы, опекуншей коей является, и опять-таки в «Надежде». Вскоре падчерица умирает. Следствие не проводится, потому что девочке не осталось в наследство ничего, кроме долгов. Однако «Надежда» выплачивает безутешной опекунше двенадцать тысяч рублей, половина из которых идет вам.
— Я протестую! — Взвизгнул помощник адвоката. Он вскочил с места, скулы его сделались багровыми. — Мне известно, откуда вы взяли сведения — из записной книжки моего покойного брата, которую забрала вот она! — он движением подбородка указал на баронессу Корф, которая держалась еще невозмутимее, чем обычно. — И вы полагаете, ваши грязные инсинуации чего-то стоят? Любомирская заключила с нами договор. А когда получила страховку, половину ее отдала нам. Что тут незаконного?
— Допустим, ничего, — бросил Марсильяк. — А как же быть с Солодовым, который застраховал своего отца, на сей раз не в «Надежде», а в «Российском страховом обществе», и опять же отдал вам половину страховки? С Перелыгиным, который женился на даме на восемнадцать лет старше себя и который тоже успел застраховать жизнь супруги, прежде чем ее нашли мертвой в собственной постели? С Давыдовой, которая убедила влюбленного в нее бедного студента застраховаться в ее пользу? Какая жалость — не прошло и месяца, как юношу убили в пьяной драке! А Никульский, который застраховал свою молодую жену? Она утонула, когда супруги катались на лодке, но ее родители клялись, что дочь прекрасно плавала и не могла так просто захлебнуться. А некто Рябушкина, которая убедила застраховаться всю семью — отца, мать, бабушку, дедушку, сестру? И вскоре вдруг случился пожар, во время которого спаслась она одна! И страховое общество, та самая «Надежда», должно было выплатить ей головокружительную сумму в двадцать четыре тысячи рублей, половина от которой опять же досталась вам и вашему брату. Всегда половина, везде половина. Почему все эти люди приходили именно к вам, а не к другим адвокатам, каких сотни, тысячи в нашей столице?
— Я протестую! — вскинулся Владимир Сергеевич. — Вы не имеете права! — Но лицо его было бледно уже мертвенной бледностью, а голос хрипел и звучал фальшиво.
Евдокия Сергеевна внимательно взглянула на помощника адвоката и на всякий случай придвинулась поближе к мужу.
— Представьте себе, имею, — возразил Марсильяк. — Должен вас поздравить, сударь. В каком-то смысле афера была гениальная — не зря же покойный хиромант назвал вашего брата гением (Владимир Сергеевич вздрогнул, как от удара). Суть ее, впрочем, очень проста. Когда вас выгнали из «Надежды» за лень и невежество, вы затаили злобу и решили поквитаться. Вдвоем с братом-адвокатом вы разработали хитроумный план. В чем он заключался, многие уже догадались: вы находили людей, которые за внушительную сумму были не прочь избавиться от своих близких. Делалось все под видом страхования жизни. В случае успеха человек, в чью пользу заключалась страховка, обязывался выплатить вам половину денег. Затем он заключал договор со страховым обществом. Через несколько месяцев вы назначали дату, и тот человек отправлялся куда-нибудь подальше от жертвы — туда, где бы его все видели и могли в случае чего засвидетельствовать, что он не имеет отношения к ее гибели. Предосторожность была не лишней, поскольку крупные страховки проверяются особенно тщательно. Затем вы или ваш брат, как я полагаю, убивали жертву. Страховое общество, которому, разумеется, не хотелось расставаться с кругленькой суммой, начинало тянуть время и проверять обстоятельства смерти застрахованного лица (Владимир Сергеевич с ненавистью смотрел на следователя). Вы подавали на него в суд, выигрывали дело, забирали половину денег, а вторую, как было условлено, отдавали вашему сообщнику по убийству. Для собственного спокойствия, чтобы он не вздумал обмануть вас, вы, скорее всего, заставляли его написать бумагу с признанием в убийстве, которую после выплаты денег ему возвращали.