Слоан глубоко дышал, наслаждаясь сладостным благоуханием ее кожи, прижимая губы к шелку волос. Он даже прикрыл глаза, перебирая в памяти моменты опьяняющего блаженства. Он обезумел от страсти, но и герцогиня превратилась в дикое, исполненное буйной страсти создание. Какой поразительный контраст между холодной элегантностью и стонущей, мечущейся в его объятиях женщиной! Слоан еще не встречал столь чувственной любовницы. В ее присутствии он полностью терял самообладание.
На этот раз он зашел слишком далеко: при виде живой и невредимой жены напряжение спало и он дал волю своей проклятой вспыльчивости.
– Хизер, - выдавил он наконец, - прости, я рассердился на тебя, но если перешел все границы, то лишь потому, что… боялся.
– Боялся?
Слоан медленно повернул голову на подушке и окинул жену непроницаемым взглядом.
– Я уже потерял одну жену и страшился, что найду тебя…
Он осекся.
Мертвой. Он хотел сказать «мертвой». Опять думает о Лани. Опять лицо омрачено скорбью.
Хизер снова похолодела. Она совсем не желала, чтобы прошлые трагедии вторгались в ее мирную жизнь, но все же не стоит забывать, что Слоан впервые приоткрыл ей душу. Она будет вечно ценить этот драгоценный, потрясший ее дар.
– Ты не виноват в ее гибели, Слоан, - выдохнула она.
Пальцы, гладившие ее грудь, вмиг замерли. Он молчал так долго, что Хизер решила: не стоит ждать ответа.
– Виноват только я один, - глухо бросил он наконец.
– Нет, глупо осуждать себя за то, что свершилось в твое отсутствие.
– Ты сама не знаешь, о чем говоришь.
– Тогда расскажи, как все было, - попросила она.
Слоан устремил взгляд куда-то вдаль. Он не хотел вспоминать тот роковой день. Боль Лани, свое отчаяние, ярость… Он так и не смог спасти ее.
Сознание вины снова пронзило его. Грудь сдавило так, что он не мог вздохнуть свободно.
– Она умерла у меня на руках. Господи, сколько же было крови!…
Голос его угас, но Хизер снова ощутила боль мужа как свою. И тут ее осенило.
– Кожаная куртка! Та самая, что я пыталась отстирать! Ты обиделся на меня за это… Слоан со вздохом кивнул.
– Она была на Лани в тот день. Я не сумел заставить себя ее выбросить.
Он хранил залитую кровью одежду как роковое напоминание о собственной вине!
Как бы ей хотелось разделить с ним его страдания! Слезы подступили к горлу.
– Должно быть, ты очень ее любил.
– Любил, - негромко признался он. - Так любил, что готов был погибнуть за нее. Она была… словно солнце, теплое и целительное. В ней вся моя жизнь. В тот день и я умер вместе с ней.
– Нет, - запротестовала Хизер, - ты остался жив, чтобы растить дочь.