Прокол (Ерофеев) - страница 135
Плотный и низенький, крепкий, как дубовый пенек, палач начал опускать тяжёлый топор как раз в тот момент, когда я, наконец, справился с массивной дверью. Всю представшую передо мной сцену я охватил за долю секунды, она врезалась мне в глаза будто освещённая нестерпимо яркой и неизмеримо короткой вспышкой молнии. Может быть, в других обстоятельствах я сумел бы предотвратить удар топора, мне бы хватило на это того малого отрезка времени, в течение которого он опускался. Я успел бы не только выбить топор из рук чудовищного мясника, но и привести его самого к полному финишу. Но я несколько растерялся, да ко всему прочему ещё не отошёл от эпизода в холодильнике, испытывая острое чувство вины от того, что сгоряча пришил дёртика в клобуке.
Миг — и стоящий на коленях человек лишился обеих рук ниже локтей.
Что же помешало мне проявить свою нечеловеческую, рабочего ритма, реакцию? Видимо, в подсознании у меня сидело, что, как и казненный в бункере Чмырь, этот малый сам мог быть подлым убийцей и гнусным палачом, и я не отнёсся к нему просто как к человеку. И тотчас был наказан за свою избирательную справедливость. Потому что вглядевшись в сразу посеревшее лицо цинично изуродованного на моих глазах человека, проклял себя самым страшным проклятьем, ибо это был… Сингэлонг Джанк! Ещё больше отросшие пепельно-серые волосы его наполовину разбавились непрошеной, преждевременной сединой, но запавшие глаза великого скептика и насмешника, как тогда, на плацу, смотрели зло и иронично.
Тяжёлый стон разорвал нависшую на мгновение тишину немой сцены, и этот стон издал я. Потом я уже ничего не соображал…
…Когда я немного пришёл в себя, то увидел, что вся полупьяная свора дерьмецов приведена мною к полному финишу и не обязательно только с помощью «спиттлера»… После этого удивительное спокойствие снизошло на меня. Сознание прояснилось, я действовал чётко, предельно быстро и уверенно. Я освободил Джанка от колодки, от скоб и от колючей проволоки. Джанк держался молодцом. Он не терял сознания, не орал и даже не стонал. Я не сразу обратил внимание на то, что во время всех заученных, доведенных до автоматизма движений, которые совершал, оказывая ему необходимую помощь, он стоял. А после того, как осознал факт, услужливая память прокрутила перед глазами эпизод из детства, когда я впервые близко наблюдал только что искалеченного человека.
Мы жили тогда в убогом северном городишке, и плохо освещённые улицы его большую часть года покрывал снег, никогда не убиравшийся. Тёмными зимними вечерами мы, ватага сопливых мальчишек, пристрастились цепляться к задним бамперам автобусов. Катались без коньков: в них можно было поломать ноги, покалечиться, попав в выбоину кочковатой дороги или в пространство между рельсами на железнодорожном переезде. Словно рыбы-прилипалы, сторожили мы однажды брюхатую акулу насквозь промёрзшего автобуса, когда мимо нас проехал тяжёлый трактор с навесным бульдозером и с мощной лебёдкой позади кабины. Интереса он для нас не представлял по причине тихоходности, да и тарахтел слишком громко, смердя отработанной соляркой. Мы проводили его насмешливыми взглядами и улюлюканьем и удивились, что какой-то обормот примерно нашего возраста приклеился сзади трактора. До сих пор не понимаю, зачем ему понадобилось кататься на этом гусеничном монстре? Присоединился бы лучше к нам.