Меня всегда поражали, угнетали и сбивали с толку явный анахронизм, абсурдность и парадоксальность нашего бытия, когда наряду с эмбриомеханизмами, способными в считанные дни и недели развиваться в прекрасные, набитые всеми чудесами жилищной техники дома, продолжали спокойно существовать глухие серые заборы, ободранные пакгаузы, гнилые хибарки и лачуги с покрытыми мхом протекающими крышами.
И если даже самоорганизовавшаяся природа в лице, скажем, человека, создала такой бриллиант, как «Платинум сити», каким он предстал при первом, поверхностном знакомстве и беглом, некритическом взгляде, то будьте уверены, что подводная часть этого витающего в межгалактических просторах сверкающего айсберга могла оказаться куда более мерзкой и отвратительной, чем паршивый кукольный нужник тренировочного городка. И точно так же наличие во Вселенной таких людей, как Эдвин Хаббл или интеллигентный Эдди Лоренс подразумевало, или нет — даже требовало присутствия в ней Чмыря и Индюка и, конечно, Риты Холдмитайт. Хотя Рита…
Кирпичная труба, извергавшая клубы чёрного дыма и просматривавшаяся ещё из леса, стопроцентно подсказывала мне, что энтропийные процессы славно потрудились и над комплексом зданий базы, и я не сомневался, что Рамсей будет вновь посрамлён.
Действительно, пути вывели к высокому деревянному забору на кирпичных, оштукатуренных серым, во многих местах отвалившимся, цементом, столбах. Если в лесу были шпалы и рельсы, то здесь треугольник земли, окаймленный раздвоившейся веткой железной дороги, указывал уже на близкое присутствие человека или человекоподобных, а скорее всего — нелюдей.
Сорная высокая трава, чуть ли не по всему периметру окружавшая забор, как и голая, неровная, усеянная камнями глинистая почва, были усыпаны обрывками бумаги, пустыми бутылками, смятыми сигаретными пачками, обломками шифера, разнообразной ржавой металлической дрянью и грудами красно-белого кирпича с остатками раствора. Пятна мазута и машинного масла на земле и насыщенный тяжёлым запахом горения какой-то мерзости воздух, прямо из которого возникал летевший водяной пылью мельчайший и почти невидимый дождь, образовывали гармоничнейший «натюрмортик».
С ироничной усмешкой взирал я на спрятавшуюся за забором группу мрачных, тесно примыкавших друг к другу зданий, то ли породившую окружавший их убогий ландшафт, то ли, наоборот, порожденную им.
Большинство сбившихся в кучу строений представляло собой разнообъёмные параллелепипеды из тёмно-красного, до черноты прокопченного кирпича, с близкими к кубу соотношениями сторон, прилепившиеся широкими гранями к земле. Лишь одно из них, резко отличавшееся от остальных, напоминало своими пропорциями поставленный на попа удлинённый кирпич. Своей узкой гранью «кирпич» примыкал к боковой стене центрального, наиболее массивного параллелепипеда. Редкие прямоугольники зияющих проёмов, тёмные изнутри, и пожарные лестничные пролёты, перемежаемые горизонтальными площадками, придавали ему зловещий вид. Толстая, сравнительно невысокая коническая кирпичная труба изрыгала чёрные клубы дыма, и в безветренном, насыщенном влагой пространстве он никак не мог быстро улететь вверх и лениво колыхался, словно нежась во влажном тепле вечера.