– Дэвид! – закричала я, но в этом не было необходимости. Он мчался, перепрыгивая через куски цемента и щебенку, по направлению к нам. Запрыгнув на спину к ифриту, он начал откручивать ей голову с бешеной силой.
Она, в свою очередь, не то чтобы повернулась к нему – на том, что казалось ее спиной, выросли зубы, вытянулись руки с когтями на концах. Она вцепилась в Дэвида, и я ощутила, как мое тело вибрирует в агонии так же, как и его. Я покачнулась и упала на колени.
– Рэйчел, нет! Прекрати!
Она оказалась полностью неконтролируема в своем порыве добраться до вожделенной плоти.
Внезапно мои уши заложило, словно давление вокруг нас упало до крайней отметки.
Я наклонилась вперед, падая на пол, и услышала резкий крик Дэвида. Он пронесся по эфиру со звоном раскалывающегося колокола, и я поняла, что времени совсем не остается. Его разрывал на части ее неутолимый голод…
Я не знала, сработает это или нет, но решила попытаться.
Вытянув в руке бутылку в качестве приманки, я начала произносить положенные в таком случае ритуальные слова:
– Рэйчел, повинуйся мне!
Ифрит с рычанием повернулся ко мне. Дэвид на полу истекал кровью. На самом деле это было физическое отображение эфирной энергии. К тому же он мог восстановить себя, пока в нем присутствовала сила.
Но выглядело это вполне реально. Он был мертвенно-бледным, трясущимся, медный огонек его огненных глаз медленно угасал.
– Повинуйся мне! – выкрикнула я снова и отступила назад, так как ее алмазные когти потянулись ко мне.
И прошли насквозь. Она не могла дотронуться до меня. Я ощутила победное чувство триумфа.
– Повинуйся…
Приблизившись вплотную, она запустила когти глубоко в меня, нащупывая что-то. Нет! Нет-нет-нет-нет… Только не моего ребенка.
Она могла легко разрушить зарождающуюся во мне жизнь, я знала это наверняка.
Я ощутила это, как и то, что Дэвид пытается добраться до меня, полный решимости прикрыть меня или умереть.
Рэйчел колебалась. Ее когти держали хрупкий огонек в своих объятиях. Небольшого усилия было бы вполне достаточно. Пока она думала, как поступить, разрываемая внутренними противоречиями, я набрала воздуха в легкие и выдохнула.
– Повинуйся же мне!
Внезапно она словно окаменела. Лед и шипастые углы, антрацит и стекло. Трехмерная скульптура, видимая только зрению джинна. Живая ли? Дышащая? Я не могла с уверенностью сказать это. Не было чувства соединения с ней, хотя я и держала ее бутылку в руке. Интересно, кто-нибудь пытался приручить ифрита до этого? Вероятно, нет…
Люди не могли их видеть, а джинны не имели возможности для этого.