Один из них склонился надо мной и начал делать то, от чего мои ребра начали трещать. Когда он наклонялся ко мне, я подумала: «Никому не позволено целовать меня во французском стиле». А потом я осознала, что происходит на самом деле.
Меня возвращали к жизни. С помощью искусственного дыхания. Рот в рот.
Я задыхалась и ощущала странный трепет в моей груди после каждого болезненного нажима на грудную клетку. Верный признак того, что сердце начинает работать.
– Она приходит в себя! – крича, повернулся мой спасатель. Это был молодой афроамериканец в специализированной куртке службы безопасности с соответствующим логотипом. От него приятно пахло хорошим одеколоном. Когда он повернулся ко мне, я глупо улыбнулась ему.
– Пожалуйста, не двигайтесь, хорошо? Сейчас приедет «скорая помощь».
– Я в порядке, – пробормотала я, пытаясь подняться. Он выглядел весьма крепким человеком, а я ощущала себя намного слабее, чем следовало.
– Что случилось?
– Вы потеряли сознание, мэм. Не двигайтесь. Все будет в порядке…
«Определенно он ошибался», – подумала я, приподнимаясь на локтях и осматриваясь.
Рядом, распростершись на кафельном полу, лежал джинн. Над ней отвратительной горгульей нависла черная тень с острыми углами.
– Эй, остановись! – крикнула я, пытаясь сесть. Когда я была джинном, мне приходилось биться с ифритом. Я знала, каково это, чувствовать, как из тебя высасывают жизнь… – Рэйчел, остановись!
Джинн лежала неподвижно, в то время как ифрит издавал шумные свистящие звуки – словно голодный пес, дорвавшийся до хозяйского стола. Я не могла видеть агонии на лице джинна, но наблюдала, как все ее тело содрогается и трепещет. По краям оно клубилось дымом и пыталось воспарить к эфирному полю.
Ифрит начал меняться. Начала вырисовываться определенная форма, текстура, цвет.
Лил должно быть справилась с замешательством и приказала джинну вернуться в бутылку. Возникло некоторое ощущение вакуума, потом джинн исчез. Ифрит, лишенный своего угощения, упал на уже вполне сформировавшиеся человеческие колени и руки. Лежа на кафеле, он все еще издавал чавкающие звуки. Его волнообразные формы загустели, приняв вид… Рэйчел.
– Она бредит, – сообщил прибывшим медикам мой спасатель в куртке службы безопасности. У них оказалась неплохая каталка, но мне было не до нее.
Я шлепнула спасателя по руке, давая понять, что нахожусь в сознании, но потом поняла, почему они решили, что я не в себе. Они не видели Рэйчел. Для них она просто не существовала. Я моргнула и опустилась на пол, наблюдая, как врачи суетятся вокруг меня, измеряя пульс и давление, перебрасываясь весьма непонятными терминами, которые, впрочем, звучали весьма солидно. Наконец кризис миновал, и я смогла сфокусироваться на окружающем мире. Мы находились в какой-то огромной оранжерее, уходящей на несколько этажей вверх, со сводами из металла и стекла. Она была полна каких-то странных растений и цветов. За всем этим, видимо, осуществлялся тщательный уход. Вокруг ни единого грязного пятнышка. Слышалось пение птиц и жужжание насекомых, и нельзя было с уверенностью сказать, записано ли это на пленку или все происходит на самом деле. Однако окружение больше напоминало совершенную имитацию природы. Все мы находились в центре сада, рядом с живописным, величественным окном, за которым туристы, без сомнения, фотографировали всю эту красоту.