— Девочка, — резко сказал он, — если тебе не нужно мое серебро, то так и скажи, я поищу себе другую.
— Останься... — шепнула она. Выговорить это слово ей удалось с большим трудом.
— Хозяин! — заорал Конан. — СПАЛЬНЮ!
Девушка густо покраснела под толстым слоем косметики.
Паукообразный владелец таверны тут же вырос перед ними и требовательно протянул к нему руку.
— Четыре медяка! — Он подождал, пока Конан вложит деньги ему в ладонь, и добавил: — Вверх по лестнице и сразу направо.
Конан взял пунцовую от стыда девушку за руку и потащил ее за собой по скрипучим ступенькам.
Комната была именно такой, какой он и ожидал ее увидеть: тесной с пылью на полу, многочисленными паутинами по углам. Расшатанная кровать с бывалым матрасом, набитым соломой, и не слишком чистым одеялом; трехногая табуретка и стол составляли всю обстановку. Но для того, чем он собирался сейчас заняться, было безразлично, где произойдет действие: здесь или во дворце. Здесь даже лучше.
Он с грохотом выронил тяжелый мешок, закрыл дверь на щеколду и положил руки девушке на плечи. Он размотал зеленый шелк ее одеяния, опустив его до талии, и привлек ее к себе. Грудь у нее была полная и острая. Она прерывисто дышала, и он закрыл ей рот поцелуем. Тогда она посмотрела ему в глаза. С тем же успехом он мог поцеловать статую.
Он слегка отстранил ее, не выпуская, однако, из рук.
— Что ты за женщина такая странная? — спросил он. — Можно подумать, что ты никогда еще не целовала мужчину.
— Так и есть! — фыркнула она и тут же поспешно поправилась: — То есть, я хочу сказать, целовала, и очень многих. Больше, чем ты мог бы сосчитать. Я... очень опытная.
И она оскалила зубы, видимо полагая изобразить таким образом призывную улыбку, которая совершенно исказила ее лицо.
Он презрительно хмыкнул и оттолкнул ее. Ее руки нащупали спущенное платье, но потом она смущенно затихла. Тяжелое дыхание поднимало прекрасную грудь, лицо заливалось краской.
— У тебя выговор не простой девчонки, — сказал он наконец. — Кто ты? Дочка купца, которая сбежала из дома и слишком глупа, чтобы вернуться обратно?
Ее лицо застыло, превращаясь в маску высокомерия и гордости.
— Ты, варвар... Для тебя большая честь взять... в свою постель офирскую дворянку.
Даже то, что она запиналась, не могло нарушить ее высокомерия.
Такие слова в сочетании с такой одеждой (вернее, с полураздетым состоянием) — все это уже было чересчур для киммерийца. Он запрокинул голову и взвыл от хохота.
— Ты высмеиваешь меня? — проскрежетала она. — Ты посмел!..
— Прикройся, — фыркнул Конан, перестав ржать.