Томас Линли положил нетронутый сандвич на обертку. Неожиданно голод исчез. Томми хотелось бы ничего не чувствовать. Он взял чашку в ладони. От нее исходило успокаивающее тепло.
– Ты разрешишь помочь тебе?
Питер сжал правой рукой левую, но не ответил.
– Я не могу изменить тот образ брата, который ты помнишь, – сказал Линли. – Я лишь могу предложить тебе себя таким, каков я теперь.
Питер как будто отпрянул. Когда он в конце концов заговорил, Линли пришлось наклониться вперед, чтобы расслышать его слова:
– Я хотел быть таким, как ты.
– Как я? Почему?
– Ты был само совершенство. Моя цель. Я хотел быть таким же. Когда я понял, что у меня не получится, то сломался. Если я не могу быть тобой, то вообще не надо быть.
Питер говорил так, словно подводил итог, словно заканчивал едва начавшийся разговор, исключая возможность будущих братских отношений. Линли искал слова, которые помогли бы ему одолеть пропасть в пятнадцать лет и прикоснуться к маленькому мальчику, которого он оставил в Ховенстоу. Слов не было. Обратного пути не бывает, нельзя изменить прошлое.
Его тело как будто налилось свинцовой тяжестью. Линли сунул руку в карман, достал портсигар и зажигалку, положил на стол. Портсигар был отцовский, с красиво выгравированной буквой «Э», которая слегка стерлась с годами. От крышки отломался кусочек, но это ничего не меняло, потому что, даже старый и некрасивый, он напоминал сыну об отце. И Линли нашел слова:
– Я знал, что она спит с ним, когда папа был еще жив. Я не мог это вынести, Питер. Мне было плевать, любят они друг друга или нет, главное, они спали вместе. Мне было плевать, что Родерик жаждет жениться на ней, едва она станет свободной. Мне было плевать, что она все еще любит отца – а я знал, что она любит его, потому что видел, как она продолжала вести себя с ним. И все же я не понимал, я был не в состоянии понять. Как она может любить их обоих? Как может быть преданной одному – заботиться о нем, купать его, читать ему, быть его сиделкой час за часом, день за днем… И в то же время спать с другим? Как смеет Родерик входить в спальню отца – разговаривать с ним – и все время знать, что будет спать с его женой? Я не мог понять. Не мог понять, как такое возможно. Я хотел, чтобы жизнь была простой, а не получалось. Они казались мне дикарями. Они не соблюдают приличия, думал я. Они не умеют себя вести. Их надо учить. И я научу их. Я им задам. Я накажу их. – Линли достал сигарету и подтолкнул портсигар через стол к брату. – Мой отъезд и мои редкие визиты никак не были связаны с тобой, Питер. Ты стал нечаянной жертвой моего желания отомстить за то, о чем отец, возможно, не имел ни малейшего понятия. Если можешь, прости меня.