В Монеквосе шел дождь. Грофилд сидел, пригнувшись, за баранкой своего «шевроле-ноува» и думал о тепле и солнечном свете. И о Мэри. И о театре. И о деньгах. И о Майерсе. И об этой проклятой пивоварне на другой стороне улицы.
Когда стекла были подняты, они запотевали. Когда были опущены, в салон врывался холодный ветер. Грофилд пошел на компромисс — оставил щелку с другой стороны, там, где было место для пассажира. То сиденье намокало, стекла с этой стороны машины не мутнели от пара — правда, на них попадали дождевые капли и струйки воды, — а ветровое стекло и боковые стекла с дальней от Грофилда стороны потели.
Так же как и сам Грофилд. Дело происходило в среду, а он помнил из инструктажа Майерса там, в Лос-Анджелесе, несколько недель назад, что пятница здесь — день зарплаты. А это означало, что Майерс, скорее всего, устроит налет завтра, или ему придется отложить дело до следующей недели. Если он действительно здесь.
А если он действительно здесь, то где его черти носят? Можно рассматривать фотографии, карты и схемы, весь этот занимавший целый чемодан материал для контрразведки, который ему нравилось таскать с собой, лишь до определенного момента, а после этого определенного момента нужно пойти и самому постоять перед помещением, которое ты собираешься ограбить, и посмотреть на него. Рано или поздно на него придется посмотреть.
Так где же они? Грофилд воспользовался рукавом, чтобы в двадцатый раз протереть запотевшее боковое стекло, и посмотрел на противоположную сторону вымощенной булыжником улицы, на высокую кирпичную стену, огораживающую здание пивоварни. Там были ворота, а у тех ворот — два вооруженных частных охранника в серой униформе, исполненные того рода рвения, которое могло объясняться только тем, что их работодатель — параноик. Они проверяли удостоверения личности у каждого водителя и каждого пешехода, входившего или выходившего в те ворота. У каждого! Под дождем! Включая, черт возьми, водителей их собственных грузовиков доставки. Под дождем!