Не отдавая себе отчета, я обнял Алису сзади. Она никак не отреагировала. Прижавшись к ней грудью, я и шелохнуться не смел. Мне вовсе не хотелось упускать шанс. Вроде бы дело в шляпе – только бы не сглупить. Терпеть я мог часами, лишь готовясь и ожидая, пока скользнет вниз резинка ее трусов. Этого времени вполне достаточно, чтобы я сделался не таким, какой есть. Самое худшее – а может быть, лучшее – это то, что мне хочется, чтобы длилось это всю оставшуюся жизнь: не бросать ее, даже если очень захочется. Просто безумие!
Она повернулась и поцеловала меня.
Бах! Все пошло к черту. Я обезумел, прижался к ней, целый час целовал ее губы, покусывая их, и сосал ей язык. Для меня это было слишком – я совсем обессилел. Даже не ощущал вкуса поцелуев. Все смешалось. Шея заболела от неудобного положения, а я и не заметил. Мы легли, не прерывая поцелуя, словно любовники из третьеразрядного фильма, на ее мягкую кровать, застеленную простыней с детскими картинками.
Руки мои шарили по ее кофточке, лезли под лифчик – она не сопротивлялась. Потом, теребя пальцами крепкие и жаркие соски, я ощутил на губах вкус надкушенной зеленой груши. Я не останавливался, она не возражала. Я все помню – до мелочей. Потом я принялся ласкать ей киску – через брюки. Пока все хорошо. Потом запустил руку ей в трусики, перебирая редкие волоски и нащупывая разрезик, на котором должен, в конце концов, сосредоточиться, коли уж пора ловить освободившихся черепашек.
Поглаживая пальцами ее лоно, я решил: «Пора». Когда дело доходит до этого, сопротивления уже никто не оказывает. В такие моменты я становлюсь сам не свой. Мне бы хотелось иметь тысячу рук, чтобы одновременно ласкать ими девчонку и чтобы не думала о том, что вот-вот должно случиться, пока оно еще не случилось. Тем более, если это целка, которой предстоит лишиться невинности.