Эстабанъ, лицо котораго оставалось пасмурнымъ, сталъ давать объясненія брату.
— Я живу попрежнему въ нашей старой квартир, — сказалъ онъ. — Мн ее оставили изъ уваженія къ памяти отца. За это я чрезвычайно признателенъ церковному совту, — вдь я только простой «деревянный шестъ». Посл н_е_с_ч_а_с_т_ь_я я взялъ въ домъ старуху, которая ведетъ мое хозяйство. Кром того, у меня живетъ донъ-Луисъ, регентъ. Ты увидишь его; онъ очень способный молодой священникъ, — но тутъ его способности пропадаютъ даромъ. Его считаютъ сумасшедшимъ, но онъ — настоящій артистъ съ чистой ангельской душой.
Они вршли въ квартиру, издавна принадлежавшую семейству Луна. Она была одной изъ лучшихъ во всемъ верхнемъ монастыр. У дверей висли на стн корзинки для цвтовъ, въ вид кропильницъ, и изъ нихъ свшивались зеленыя нити растеній. Въ комнат, которая служила гостиной, все осталось такимъ же, какъ при жизни родителей Габріэля. Блыя стны, принявшія съ годами желтоватый тонъ кости, покрыты были дешевыми изображеніями святыхъ. Стулья краснаго дерева, отполированные долгимъ треніемъ, имли молодой видъ, не соотвтствовавшій ихъ старинному фасону и почти прорваннымъ сидніямъ. Черезъ открытую дверь видна была кухня, куда вошелъ братъ Габріэля, чтобы дать распоряженія старой, кроткой съ виду служанк. Въ одномъ углу комнаты стояла швейная машина. Габріэль вспомнилъ, что когда онъ былъ въ послдній разъ дома, на этой машинк работала его племянница. Теперь машина стоитъ тутъ на память о «двочк», посл катастрофы, оставившей глубокую печаль въ сердц отца. Черезъ окно въ гостиной Габріэль увидлъ внутренній дворъ, составлявшій преимущество этой квартиры передъ другими: довольно большой кусокъ синяго неба и четыре ряда тонкихъ колоннъ, поддерживавшихъ верхній этажъ, придавали дворику видъ маленькаго монастырскаго двора. Эстабанъ вернулся къ брату.
— Что ты хочешь къ завтраку? — спросилъ онъ. — Требуй чего желаешь, — теб все приготовятъ. Я хоть и бденъ, но всетаки надюсь, что смогу поставить тебя на ноги и вернуть теб здоровый вицъ.
Габріэль грустно улыбнулся.
— He хлопочи понапрасну, — сказалъ онъ. — Мой желудокъ ничего не переноситъ. Мн достаточно немного молока;- и то хорошо, если я смогу его выпить.
Эстабанъ приказалъ старух пойти въ городъ за молокомъ и хотлъ ссть около брата. Но въ эту минуту открылась дверь, выходившая въ корридоръ, и черезъ нее просунулась голова юноши.
— Съ добрымъ утромъ, дядя, — сказалъ онъ.
Въ его плоскомъ лиц было чтото собачье; глаэа сверкали лукавствомъ, волосы были начесаны на уши и густо напомажены.