Между остановками Диг, подперев ладонью подбородок, смотрел в окно. Угрюмые грязные задворки Лондона сменились сияющими, вымытыми шампунем пригородами. Крошечные, заросшие, с брошенным поржавевшим скарбом сады Баттерси, Клапама и Стрихема уступили место новеньким оранжереям Уимблдона, Кингстона и Нью-Молдена, ярким пластиковым качелям и горкам в садах, блестящим мангалам для барбекю на полянках и белоснежным тентам. Диг смотрел на это великолепие, как на другую вселенную. Пригороды, размышлял он, наверное, хороши как источник творчества и вдохновения, от их скуки и банальности хочется бежать куда глаза глядят, рваться к высотам, жаждать неизведанного, но он их ненавидел. В пригородах он задыхался, чувствовал себя так, словно его сунули в огромный зеленый пластиковый мешок и вот-вот завяжут горловину, лишив доступа воздуха.
Когда поезд тащился по Сурбитону, Диг бросил взгляд украдкой на соседний вагон. Дилайла уже не перебирала бумаги, теперь она смотрела в окно, нервно покусывая кожу вокруг ногтей. Черт, до чего же она красива, подумал Диг — как всегда не кстати.
За безликим офисным зданием следовал безликий ряд магазинов и такие же сады. Анонимные станции проносились одна за другой, в глазах лишь мелькала красная, белая и синяя эмблема Юго-восточной железной дороги, и спустя двадцать минут Диг обнаружил, что поезд остановился в местечке под названием Уолтон-на-Темзе.
Дилайла сошла с поезда и повернула налево, что было на руку Дигу: она не заметила, как он ступил на платформу. Его сердце, успокоившееся во время поездки, возобновило свой бешеный тамтам. Диг вынул солнечные очки из кармана пальто и нацепил их на нос. Нет-нет, поспешил он заверить себя, он не идиот, чтобы разыгрывать шпионские страсти, просто солнце слепит глаза.
Пока они шли по платформе, Диг держался на приличном расстоянии; лишь горстка пассажиров сошла на станции, и его легко было заметить. Ему пришлось метнуться за столб, когда Дигби, увидев Дилайлу, пискливо тявкнул. Заслышав голос пса, Дилайла, как насторожившаяся кошка, замедлила шаг. Диг затаил дыхание, зажав собаке пасть.
Этот крысенок завалит все дело. Надо было оставить его дома. Внезапно Диг с ужасом сообразил, что похож на придурошного гомика, вышедшего на прогулку, но вместо барсетки от Александра Маккуина он прижимает к груди уродливую собачонку. Почему, в который раз подивился он, Дилайла из множества щенков — спаниелей, колли, овчарок и волкодавов, — выбрала именно это недоразумение? Что привлекло ее в этом зачуханном, вечно дрожащем мешочке с костями? Загадка, совершеннейшая загадка.